Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

– А что же?

– Так… Твои собственные домыслы, не более того…

– А как же… приказы?..

– Насчёт приказов… Ну, насчёт приказов ты прав, – вынужден был согласиться Арабей. – Насчёт остального – нет. Что же касается истины… – Морпион осклабился, похлопал по взъерошенному плечику. – Истина, поверь мне, куда страшней!

Смысл услышанного проник в сознаньице не сразу. Как? Ещё страшней?.. Куда же ещё страшнее?!

– Ты с кем-нибудь об этом говорил уже? – спросил Арабей.

– Нет.

– Вот и хорошо. И не говори, ладно? Обещаешь?

* * *

Обещание своё Крима нарушил вечером того же дня. На Левой Руке сразу приметили, что Маникюр не в себе. Любопытный Балбел подкатился с расспросами – и Крима не устоял, раскололся.

– И ты молчал?! – ахнул темношёрстый толстячок. – Знал – и молчал?!

– Ну так я сам только сегодня всё выяснил…

– Погоди! – перебил Балбел. – Дай за народом сбегаю…

И побежал за народом. Привёл дружка своего Арбао с Лэекафаром, не поленился сгонять на Локоть за Мниархоном. Видимо, по дороге он уже успел кое-что шепнуть, ибо все трое были заранее заинтригованы.

– Им тоже расскажи! – потребовал Балбел.

Рассказал. Выложил как на духу. Ни крупинки не утаил. Криму слушали, ошеломлённо облизываясь. В широко раскрытых глазёнках – не поймёшь: то ли гнев, то ли восторг.

– Вон оно, значит, как… – скребя темечко, удручённо бормотал Мниархон. – А мы-то, дураки, думали…

Дождавшись конца истории, чёртики переглянулись, выждали пару секунд, потом дружно вскинулись, загомонили:

– Да что ж это такое?..

– Вот они, начальнички-то, что творят!..

– Правильно ты сказал, Маникюр, правильно! Посбрасывать всех к чёртовой матери!..

Крима попятился. Не ждал он, что речь его произведёт на старослужащих столь сильное впечатление.

– Вы что?.. Вы что?.. – искусно притворяясь испуганным, вскрикивал Арбао. – Вы соображаете, что плетёте? Это же – начальство!!!

– И что теперь? – запальчиво наступал на него Лэекафар. – Всем пропадать, раз начальство?.. Для тебя что дороже: начальство или Тело?

– Да, но… сбрасывать…

– А что делать?

– Н-ну… не знаю… Не сразу же! Послать кого-нибудь сперва, объяснить: так, мол, и так… народ недоволен… Пригрозить, в крайнем случае! Сбросим, мол… если не прекратите…

– Ага! Так они тебя и послушали! Сколько нас здесь? Раз, два, три… Четыре чертёнка! Вот нас-то и сбросят…

– Да почему же четыре?! Правую Руку поднять!..

– Её, пожалуй, поднимешь…

– Ноги поднять! Потроха! Весь персонал на борьбу поднять!

– Погоди! А кого посылать-то будем?..

Замялись для виду, задумались, потом вдруг вскинули рожки и, как бы осенённые одной и той же мыслью, посмотрели на Криму.

* * *

Уламывали юного чёртика долго. Низко льстили, откровенно брали на слабо́. Особенно усердствовал Балбел:

– Да? Да? Нас подначил, а сам – на попятную? Так, знаешь, не поступают!..

– Боязно, видать, в глазёнки-то начальству правду резать… – ехидничал Арбао.

– Да не подведёт Маникюр! – урезонивал их Мниархон. – Копытце даю на холодец, не подведёт!..

Что такое холодец, Крима не знал, но клятва прозвучала убедительно.

– Я… подумаю… – выдавил он наконец.

– Думай давай! – сказали ему. – Только быстрее!

И убежали поднимать весь персонал на борьбу. Крима остался один.

На словах бунтовать легко, а вот на деле… И посоветоваться не с кем – не с Морпионом же! И Крима в растрёпанных чувствах кинулся со всех копытцев под Левую Мышку, где его ждала, как вскоре оказалось, жуткая весть. Вместо престарелого труженика он увидел там его начальника Арарима, обычно предпочитавшего болтаться на Смотровой, переложив рутинные обязанности на сутулые плечики безответного подчинённого.

– А… где?..

Арарим поднял недовольное личико, тут же скривившееся в траурной гримаске.

– Нету… – глухо, почти враждебно ответил он. – Тю-тю… Отлетел твой Одеор, отшелушился. Ну так лет-то ему сколько было!..

Крима остолбенел.

Гибель в результате неосторожности – происшествие, конечно, трагическое, но, как говорится, дело житейское. Звучит цинично, однако ничего не попишешь – производство есть производство. Куда реже случается так, что чёртик, благополучно дожив до преклонного возраста, теряет силы – и связь его с Телом ослабевает. Внезапно став невесомым, бедолага отрывается от поверхности и какое-то время беспомощно парит в нижних слоях ауры. И достаточно одного Шага, одного Манёвра, чтобы нежилец, по немощи своей расторгший связь с отеческим Телом, оказался во внешнем пространстве, где царит вечная стужа и нечем дышать.

Отшелушился…

– Что же… теперь?.. – просипел перехваченным горлышком Крима.

– Другого Одеора пришлют, – нехотя отозвался Арарим. – Заявку подали уже… – Не выдержал, крякнул с досады: – Возись теперь с ним, обучай…

Выбравшись из-под Мышки, Крима с немым упрёком поднял глазёнки к зениту, где громоздились полупрозрачные очертания внешнего мира. Не видел их старина Одеор, даже мысли не допускал, что они существуют. Теперь наверняка убедился… напоследок… на излёте…

«А ты за Тело своё держись… – внезапно вспомнилось Криме. – Тут – Родина…»

Глава 8. Смутьян

И истину царям с улыбкой говорить…

Гаврила Державин

– Вон отсюда!..

Командующий Головным Мозгом, клокоча от негодования, наблюдал, как торопливо покидают Плешь командиры Сочленений, кому он сию минуту, как водится, выписал чертей по первое число. Затем взгляд его упал на переминающегося в отдалении юного Криму – и несколько потеплел. Даже кончик хвостика подёргиваться перестал.

– Я гляжу, зачастил ты что-то на Темя… – сварливо заметил Менингит. – Что у тебя на этот раз?..

Пригляделся – и озадаченно нахмурился. Личико у Кримы было отрешённое. Чёртик приблизился. А вот оглянуться не сообразил. Предплешье за его хрупкой пушистой спинкой опустело: сопровождавшие и подбадривавшие успели попрятаться и сидели теперь кто где, предвкушающе перемигиваясь и потирая ладошки.

– Я всё знаю, – перехваченным голоском объявил делегат.

– Всего даже я не знаю, – утешил Менингит. – Говори…

И Крима заговорил. Взволнованно, искренне. О Ногтях, о Лёгких, о Печени. О том, что каждый второй приказ наносит Телу вред. Словом, примерно о том же, о чём поведал недавно Арабею, а затем и обслуге Левой Руки – разве что за вычетом глупой угрозы сбросить всех начальников в Бездну и заказать чертоматке новых.

Остолбенелая тишина стояла на Смотровой. Вскинь Крима глазёнки, он увидел бы, что даже те, кому положено было здесь присутствовать по долгу службы, схоронились от греха подальше. Но Крима не мог этого видеть, потому что, не решаясь встретиться взглядом с Менингитом, неотрывно смотрел на его копытца – идеальные копытца верховного командующего, отполированные бесчисленными ласковыми ладошками, может быть, даже вылизанные бесчисленными замшевыми язычками.

Умолк. Поднял личико. И поразился, узрев в глубоко запавших глазёнках высшего начальства сострадание и скорбь.

– Иногда мне кажется, Крима, – помедлив, молвил