Бес лести предан - Элиот Лилит

– Дали.

Алексей почувствовал, как кровь отливает от лица. Император пригвоздил цесаревича к месту стылым взглядом.

– Какие отношения у вас были с мадам Шевалье?

Секунду назад смертельно бледный, Александр залился краской.

– Ничего такого, что могло бы уронить тень на мою супругу, – выдавил он, опустив взгляд.

– Вам было известно о ее связи с Бонапартом?

– Если кто и должен был знать, то камердинер вашего величества.

– Уходите от ответа?

– Да откуда же я мог знать? – Александр, не выдержав, приподнялся с кресла, но тут же повалился назад с болезненным вздохом. Надтреснутым от боли голосом выдавил: – Может, какие-то слухи о том, что она французская шпионка, и ходили, но двор обо всех болтает, что в голову взбредет.

– Значит, если я сейчас прикажу позвать Чулкова и попрошу обыскать ваши комнаты, он не обнаружит ничего инкриминирующего?

По спине пробежал холодок – не от имени главного полицмейстера, а от того, что Алексей знал: если Александр больше не носит остатки несчастного письма в кармане, оно запросто может обнаружиться в его кабинете.

Но Александр не дрогнул.

– Вы найдете разве что несколько любовных записок. Обыскивайте, если моего слова вам недостаточно.

Император встал и молча вышел из кабинета. Герман последовал за ним.

Алексей поспешно наклонился к уху Александра.

– Вы все-таки его уничтожили?

– Нет, – обвел Александр одними губами. – Но и в моих комнатах его нет. Оно так истрепалось, что я не мог больше носить его с собой, да и все вроде бы улеглось… Я хранил его под двойным дном в ящике стола. Оно исчезло в ту ночь, когда ты танцевал с мадам Шевалье.

Алексей вытаращился.

– И вы думаете, что оно не попадет к его величеству?

– Две недели прошло. Если бы кто-то хотел на меня донести, то уже бы донес.

«Или просто ждал подходящего момента».

Александр слабо улыбнулся.

– Не волнуйся, никто не знает, что тебе известно об этом письме. Сделаем вид, что… – он осекся, заслышав шаги.

В кабинет просунулся Адам Чарторыйский.

– Я только что видел, как его величество куда-то несется сломя голову. У вас тут все в порядке?

– В полном, – откликнулся Александр с вымученной жизнерадостностью. – Меня обвиняют в государственной измене, а так – ничего нового.

Чарторыйский побледнел.

– Не шутишь?

– Нет. Спроси вон Алексея Андреевича.

Алексей наградил Чарторыйского мрачным взглядом.

– Ты хочешь, чтобы я… – начал Чарторыйский, но Александр отмахнулся:

– Нет. Иди лучше, а то попадешь под горячую руку.

Чарторыйский кивнул и исчез. Быстро же он…

Император вскоре вернулся и как ни в чем не бывало уселся за стол. Герман тоже занял прежнее место.

– Подождем, – сказал император. – Если все, что сказала мне о вас мадам Шевалье, окажется клеветой, вы получите от меня самые искренние извинения.

К лицу Александра только начала возвращаться краска, но тут оно побелело снова. Он с мольбой уставился на отца.

– Разве вы не видите, что происходит? Она все делает по его указке, а ему только и нужно, чтобы вы мне не верили! Я вижу этого человека насквозь, и он это чувствует, вот и все.

Алексей не испытывал к Бонапарту ничего, кроме опасливой неприязни, но даже ему показалось, что Александр перегибает палку. Герман хотя бы провел бок о бок с Бонапартом несколько месяцев, но Александр имел с ним лишь две встречи, в одну из которых Бонапарт был с ним до неприличия любезен, а в другую – спас ему жизнь. Это, да еще сны. Да, сны бывали непростыми, но одно дело – видеть отрывки прошлого или настоящего, но будущего? Будущее не мог знать никто.

– Вас, часом, не лихорадит? – поинтересовался император с насмешливым участием. – Если вы так тяжело переносите боевые ранения, скажите – я прикажу постелить вам постель в приемной.

– Мои комнаты недалеко, – пробормотал Алексей, но его никто не услышал.

Александр так отчаялся, что решил зайти с другой стороны.

– Если вы пойдете на союз с Францией, это будет означать разрыв с Англией, а может, и со всеми остальными странами антифранцузской коалиции. А Франция никогда не заменит для нас Англию.

Во взгляде императора мелькнуло любопытство.

– Неужели вас и с лордом Уитвортом связывает тайная дружба? Или, может, с госпожой Жеребцовой?

Александр тряхнул головой.

– Англия наш главный торговый партнер! Как отреагируют дворяне и купцы, если больше не смогут отправлять туда все, чем сейчас живут?

Алексей впервые слышал, чтобы Александр говорил с отцом о государственных делах, тем более с таким жаром. Император казался изумленным не меньше.

– День удивительных открытий, – он откинулся на спинку стула. – То из вас слова не вытянешь о государственных делах, то эти внезапные познания о нашей внешней политике… Не буду скрывать, ваше высочество, вы не делаете свое положение лучше.

Александр беспомощно закрыл глаза. Алексей не имел права судить чужие семейные отношения – сам почти год с родным братом не разговаривал, – но даже ему показалось, что император заходит слишком далеко. Не может же его величество всерьез подозревать сына в измене… Нет, просто ненавидит ложь, а сегодня на него столько всего обрушилось… Но гнев уляжется, как всегда, и все снова будет в порядке. Александра никуда не поедет, Нелидова выдаст парочку остроумных фраз и очаровательных улыбок, и император снова будет смеяться. Прошлое забудется, и они смогут начать все с чистого листа. Первая страница после великой победы.

«А Елена? Разве может все снова быть хорошо после этого?»

Император повернулся к Герману.

– Ну а ты что хотел?

Старик, с преувеличенным интересом разглядывающий обивку кресла, поднял брови.

– А что, публичная порка вашего сына уже закончилась?

Алексей вытаращился на него. Доводить его величество, когда он и так на взводе…

Ясно, чего Герман завелся, – в памяти еще живы были воспоминания Катте. Но ведь это совсем другое! Император никогда бы не поднял руку на своего ребенка, он их всех любил, всем старался уделять время, даже самым младшим. Не мог же Герман…

Лицо императора потемнело.

– Ты переходишь всякие границы. Говори, что тебе нужно, или проваливай.

– Да нет, мне уже ничего не нужно, – с тяжелым вздохом Герман выпрямился. – Я хотел предложить вам отречься – от остатков своего царского огня и от престола, чтобы спасти вашу душу. Но теперь вижу, что уже слишком поздно. Вы несетесь к обрыву и сами того не замечаете. Лучше уж воспользуюсь вашим щедрым предложением никогда больше не появляться в Петербурге. Я довольно насмотрелся на то, как вы пытаетесь быть Фридрихом