Последний исповедник - Эдуард Сероусов

подозрительный паттерн – а их переориентация. Нужно было думать о легальных, безопасных вещах, вызывающих сходные эмоциональные реакции. Так, размышления о религиозных догматах можно было заменить мыслями о философских концепциях, одобренных государством. Духовный экстаз маскировался под восхищение природой или искусством.

Выйдя на седьмом этаже, Томас прошел по коридору к кабинету 42. Дверь открылась автоматически, и он вошел в небольшую, но уютную комнату. В отличие от стерильного минимализма вестибюля, здесь была почти домашняя обстановка – мягкая мебель, приглушенный свет, даже несколько живых растений в горшках. Эта атмосфера была тщательно продуманной – она должна была расслабить пациента, снизить его психологические защиты.

Женщина, сидевшая за столом, поднялась ему навстречу. На вид около сорока пяти лет, с короткими темными волосами, в которых проглядывала ранняя седина, и внимательными карими глазами. Она была одета в стандартную униформу когнитивного терапевта – светло-серый костюм с голографическим значком Департамента на лацкане.

– Доктор Сара Ноль, – представилась она, протягивая руку. – Приятно познакомиться, гражданин Лазарь.

Томас пожал ее руку, отмечая крепкость рукопожатия: – Взаимно, доктор.

– Пожалуйста, присаживайтесь. – Она указала на удобное кресло напротив стола. – Чай? Кофе? Воду?

– Воду, если можно, – ответил Томас, занимая предложенное место.

Сара налила воду из графина в стакан и поставила перед ним. Томас заметил, что стакан был оснащен незаметными сенсорами, которые анализировали состав его слюны и другие биометрические показатели во время питья. Еще один уровень мониторинга.

– Итак, гражданин Лазарь, – начала Сара, садясь напротив, – как вы понимаете, это внеплановая сессия когнитивной гигиены. Вы знаете, почему вас могли вызвать?

Классическое начало. Первый вопрос всегда направлен на выявление чувства вины или тревоги.

– Предполагаю, это рутинная выборочная проверка, – спокойно ответил Томас. – Моя последняя сессия была три месяца назад, и результаты были в пределах нормы.

Сара слегка улыбнулась: – Совершенно верно. Это стандартная процедура для поддержания когнитивного здоровья общества. – Она открыла файл на своем планшете. – Я вижу, вы работаете аналитиком данных в "КогниСофт". Как вам ваша работа?

– Она удовлетворяет мои интеллектуальные потребности, – ответил Томас заранее подготовленной фразой. – Анализ данных требует постоянной концентрации и логического мышления, что соответствует моим способностям.

– А эмоциональное удовлетворение? – уточнила Сара. – Многие находят аналитическую работу… сухой.

– Я нахожу удовлетворение в решении сложных задач, – сказал Томас с легкой улыбкой. – В выявлении паттернов там, где другие видят только хаос. Это своего рода эстетическое удовольствие – наблюдать, как из кажущегося беспорядка возникает структура и смысл.

Сара кивнула, делая пометки: – Интересная формулировка. Ваше образование – доктор семиотики, верно? Это редкая специальность для аналитика данных.

– Семиотика – наука о знаках и знаковых системах, – пояснил Томас. – В современном анализе данных многое связано с распознаванием паттернов и интерпретацией знаков. Моя академическая подготовка оказалась полезной в неожиданных областях.

Он намеренно не упомянул теологию – вторую часть своей специализации. Хотя эта информация наверняка была в его деле, лучше было не акцентировать на ней внимание.

– Конечно, – согласилась Сара. – Когнитивная адаптивность – важная черта рационального гражданина. – Она сделала паузу. – В вашем деле отмечено, что вы потеряли семью во время реформы университетской системы. Жену и дочь, верно?

Это был опасный момент. Вопрос о потере семьи мог вызвать сильные эмоциональные реакции, которые трудно контролировать. Томас был готов к этому.

– Да, – он позволил своему голосу слегка дрогнуть – полное отсутствие эмоций вызвало бы подозрение. – Это было… тяжелое время. Но когнитивная терапия помогла мне принять случившееся и двигаться дальше.

– И как вы справляетесь сейчас? – в голосе Сары звучало что-то похожее на искреннее сочувствие, хотя Томас не мог быть уверен, не было ли это частью протокола.

– Я научился жить с этой потерей, – ответил он, тщательно выбирая слова. – Сосредоточился на работе, на интеллектуальных задачах. В некотором смысле, аналитическая деятельность стала для меня формой терапии – она дает структуру и порядок в мире, который иначе мог бы казаться хаотичным и бессмысленным.

Сара внимательно наблюдала за ним, и Томас заметил, как ее взгляд на мгновение задержался на его очках. Она знала, что линзы нейроблокирующие, но это не было нарушением – многие граждане с высокой нейрочувствительностью использовали такие очки для защиты от информационной перегрузки.

– Меня интересует ваше отношение к недавним событиям в городе, – неожиданно сменила тему Сара. – Вы слышали о серии необычных смертей в последнюю неделю?

Томас почувствовал прилив адреналина, но внешне сохранил спокойствие. Это был прямой вопрос о убийствах, связанных с исповедями. Если он проявит слишком мало интереса, это будет подозрительно для человека его профессии и интеллекта. Если слишком много – это может указать на личную заинтересованность.

– Я читал новости, – осторожно ответил он. – Три смерти, если не ошибаюсь. Официально – два самоубийства и одно убийство при ограблении, но в социальных сетях циркулируют теории о связи между ними.

– И что вы думаете об этих теориях? – Сара слегка наклонилась вперед.

– Люди склонны искать паттерны даже там, где их нет, – пожал плечами Томас. – Это базовая функция человеческого мозга – структурировать хаос. Три смерти в многомиллионном городе вряд ли статистически значимы для выявления закономерности.

– Но вы, как аналитик, не пытались найти связь? – настаивала Сара. – Из профессионального любопытства?

Томас позволил себе легкую улыбку: – Признаюсь, мысль возникала. Профессиональная деформация. Но для серьезного анализа нужно гораздо больше данных, чем доступно в публичных источниках.

Сара кивнула, делая пометку: – Понимаю. Рациональный подход. – Она вновь посмотрела на свой планшет. – У вас есть хобби, гражданин Лазарь? Интересы вне работы?

– Я изучаю исторические модели социального развития, – ответил Томас. – Составляю статистические модели, анализирую корреляции между экономическими факторами и социальными изменениями. Это одобренное государством направление исследований.

– Звучит… интенсивно для хобби, – заметила Сара с легкой улыбкой.

– Мой разум требует постоянной стимуляции, – пояснил Томас. – Без интеллектуальных задач я чувствую дискомфорт.

– А социальные контакты? Друзья? Романтические отношения?

– Ограниченный круг профессиональных знакомств. Романтические отношения не входят в мои приоритеты после смерти жены.

Сара сделала еще несколько пометок, затем отложила планшет: – Что ж, гражданин Лазарь, думаю, мы готовы перейти к физической части обследования. Прошу вас пройти в смежную комнату для нейросканирования.

Томас кивнул и поднялся. Это была самая опасная часть процедуры – современные нейросканеры могли выявлять эмоциональные реакции на определенные стимулы с высокой точностью. Во время сканирования пациенту показывали серию изображений и задавали вопросы, анализируя активность различных участков мозга.

Соседняя комната была маленькой и функциональной. В центре стояло специальное кресло с встроенными сенсорами и проекционным оборудованием. Томас сел в него, и автоматические фиксаторы мягко обхватили его запястья и лодыжки – не столько для удержания, сколько для обеспечения неподвижности во время сканирования.