Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

Выходило, что Лале пробыл дахмарзу много лет. Мог ли по прошествии времени стать как Аршад-Ариба из сказок? Тот проходил дахмарзу так долго, что в итоге вернул себе лишь колдовскую силу, – а связанная с ней часть души осталась в его мече. И когда меч разрубили, Аршад-Ариба умер.

Ольжана стиснула зеркальце до боли в пальцах.

Она ещё так многого не знала о Лале. В какой вещи он прятал свою колдовскую силу? Собирался ли он ещё раз сделать это за время их путешествия?

А может, его клятва – и вовсе уловка?

Ольжана постаралась шёпотом сказать своему отражению: «Лале – создатель чудовища».

Её хватило на одно слово. Горло опалило жаром. Из носа выступила… нет, не кровь, но что-то, похожее то ли на неё, то ли на чёрную древесную смолу. Во рту появился странный горький привкус: Ольжана растянула губы и увидела, что не-кровь окрасила зубы в багряно-чёрный. Стало трудно дышать, и Ольжана, отложив зеркало, вытерла лицо и сделала несколько глотков из бурдюка. Да уж, подумала она мрачно. Всё-таки не уловка.

Ольжана прикрыла глаза. Лале – опасный человек… Как же ей подступиться к нему после всего, что случилось, чтобы он не догадался о её намерениях?

Но выбора не было. Либо попытаться, либо окончательно увязнуть в своём горе.

На следующем привале, когда только отбушевала настоящая летняя гроза, Ольжана высунулась из кибитки и вдохнула сырой и свежий травяной запах. Над холмами ползли серые тучи, и между ними несмело проглядывало чистое голубое небо.

Земля размокла, и Лале решил не разводить костёр в грязи. Он ухаживал за Сэдемеей – распрягал её, кормил, вычёсывал ей гриву, – и когда топтался у кибитки, то и дело бросал взгляды на Ольжану. Может, думала Ольжана, он тоже привык к ней настолько, что чувствовал себя одиноким без их бесед.

Жалости к нему не было. Хотя следовало вспоминать о том прежнем Лале, которого она любила, – чтобы казаться правдоподобной. Ольжана велела себе: пробуй. И прочистила горло.

– Лале, – позвала она сухо. – Вы говорили: если я захочу вас слушать, вы расскажете мне больше обо всём, что… – Помедлила. – Привело вас к тому, что случилось.

Лале встретился с ней глазами.

Ольжана потупила взгляд. Расправила складку на юбке.

– Я… – Запнулась. – Я уже давно наедине со своими мыслями. – Она заставила себя посмотреть на него. – Думаю, я готова вас выслушать.

Лицо Лале только что было сосредоточенно-удивлённым – но тут же смягчилось. Будто оплавился внешний слой из воска, растёкся в стороны.

«Он надеялся на это, – поняла Ольжана. – Он хотел, чтобы всё произошло именно так».

Она подняла руку – подожди, мол.

– Прежде я должна сказать… Я могу понять, почему ты поступил так с Йоваром.

Ольжана давно не плакала по-настоящему и думала, что ей будет непросто вызвать у себя слёзы. Однако всё получилось: в горле запершило, а глаза подёрнуло мутной пеленой.

– …Но я не понимаю, почему ты поступил так со мной.

И разрыдалась.

Наверное, она и сама нуждалась в этом. Захотелось, чтобы через плач вышло всё, что она пережила за последнее время, – страх, разочарование и одиночество, и пусть бы ради этого пришлось лишиться всей воды в теле. Тогда бы Ольжана стала сухой, как лист, ну и что с того? Хуже не будет.

Раздался чавкающий звук грязи. Притворись, велела себе Ольжана, будто сейчас Лале – тот, что был раньше; если она хочет узнать больше, её разум должен быть холодным, а сердце – послушным. И она заставила себя не отшатнуться, когда Лале приблизился к ней.

– Ольжана…

Она сидела на краю кибитки, как большая тряпичная кукла, – безвольная и наверняка покрасневшая от рыданий. Лале помедлил и осторожно сжал её плечи. Вырываться она не стала.

– Ольжана, – повторил Лале.

А потом – пара каких-то жалких мгновений, и лицо Ольжаны уже утыкалось в его подрясник, и Лале рассеянно гладил её по волосам.

– Я никогда не хотел, чтобы всё это происходило с вами, – говорил Лале тихо, а Ольжана думала: что ж… Положа руку на сердце, в этот раз даже можно было не стараться. – И я не лгал, когда говорил вам, что вы мне дороги.

Она отодвинулась и вытерла нос тыльной стороной ладони. Вообще-то она уже это слышала, но сейчас ей не стоило выказывать раздражение.

– Разумеется. – Скривилась. («Также нельзя делать вид, что она сразу же ему всё простила – не поверит»). – Ну так что?

Лале кивком указал на кибитку.

– Давайте сядем внутри.

Конечно, подумала Ольжана ядовито. Они ведь теперь не боялись чудовища и могли позволить себе долгий отдых, – но молча продвинулась дальше по лавке.

Прежде чем забраться в кибитку, Лале огляделся, – точно проверял, действительно ли поблизости ни души. Сел напротив. Ольжана мрачно вытирала мокрые щёки, а он смотрел на неё и какое-то время просто выжидал.

Задёрнул полог. Щёлкнул пальцами, зажигая искру колдовского огня.

Ольжана бессознательно вжалась в стенку кибитки.

Некстати вспомнилось, как ещё в самом начале их путешествия они так же сидели на этих лавках, – когда ублюдок с большака сломал Лале нос, и Ольжана бормотала что-то благодарное и поддерживающее. Вихрь огня подсветил половину лица Лале, и Ольжана в который раз упрекнула себя, как могла принимать его за тихого забавного башильера, – теперь каждая его черта воспринималась совсем иначе. Птичий профиль и щёки, заросшие чёрной щетиной, цепкие тёмные глаза… Он ведь убьёт её, осознала Ольжана отрешённо, если поймёт, что она собралась его одурачить.

– Надеюсь, – сказал он мягко, – вы помните, что никому не можете рассказать о… моих талантах.

Ольжану кольнуло. Он ведь не видел, как она сидела перед зеркалом? Наверняка просто совпадение.

И лёгкое предупреждение.

– Поэтому, – заключил Лале, – я лишь добавлю подробностей.

Ольжана кивнула. Она ведь и не надеялась с первого раза выяснить то, что сумеет передать другим. Пусть Лале начнёт хоть с чего-нибудь, разговорится, – а дальше она разберётся.

– Давай, – произнесла она и осеклась. – …те. Давайте. С того дня, как попали к Йовару. Или даже раньше.

Прежнее вежливое обращение на «вы» давалось с трудом.

Лале поскрёб щетину, скользнул ладонью от щеки до шеи. Пустяковое движение, но настроение Лале Ольжана уловила. Слишком долго они путешествовали вместе, и сейчас, судя по тому, как Лале сидел и как смотрел на неё… До чего же он доволен, удивилась Ольжана. Он однозначно хотел выговориться – и ему приятно, что она согласилась его слушать.

Лале заметил её угрюмый взгляд.

Радости в нём поубавилось.

– Что ж, – сказал он серьёзно и вытянул больную ногу. –