Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Война закончилась тем, что великий законодатель Аруано создал новую систему из шестидесяти четырех государств Тиро. Когда он объявлял названия этих государств, объясняя, где проходят их границы и кто является правителем каждого из них, имя Мо-Ксаны назвали последним, а его владения, как выяснилось, находились на самой окраине Руи. Хотя предполагалось, что все государства Тиро равны, ни для кого не было тайной, что Аруано перечислял их по мере убывания территории. Получается, что Мо-Ксана получил меньше остальных.

– Но почему вдруг такая несправедливость? – вскочив на ноги, возмущенно спросил Мо-Ксана. – Моя дружина больше, чем у многих из числа тех, кого назвали прежде меня.

Присутствующие повелители Дара молчали. Спустя какое-то время мудрый седовласый Аруано сказал:

– Руи был одним из последних островов, заселенных ано, но зато одним из первых, где предали забвению величие наших предков. Неудивительно, что ты задал столь неуместный вопрос: это лишь подтверждает, что на Руи царит полнейший упадок.

– Что плохого в том, чтобы требовать принадлежащее тебе по праву? Я пролил больше крови и захватил больше трофеев, чем остальные здесь собравшиеся, за исключением немногих.

– В сундуках у тебя, может, и немало богатств, но зато кладовая в твоей груди, сокровищница души, пуста, да и череп твой тоже не вмещает величие духа и не является обиталищем ума. Хотя ты сейчас и восседаешь среди властителей Тиро, однако не равен им.

Взбешенный, Мо-Ксана выбежал вон, вернулся домой и вновь развязал войну. Он вел ее до тех пор, пока не покорил все другие государства Тиро на островах Руи и Дасу. Он снес свою хижину, возведя замок, где было шестьдесят четыре комнаты, и поклялся, что наступит день, когда прочие повелители Дара горько пожалеют, что не проявили по отношению к нему должного уважения. Эти глупцы рассуждают про сокровищницы души и обиталище ума, но единственные настоящие сокровищницы – это те, где хранятся золото и нефрит в уплату верной дружине, а единственное истинное обиталище – это великие дворцы, при виде которых посетители проникаются благоговением и с трепетом преклоняют колени.

В сагах про войны Диаспоры, популярных на центральных островах, имя Мо-Ксаны обычно не упоминалось, хотя в некоторых версиях встречалась пара строф, где говорилось о его деяниях. Зато на Руи и на Дасу барды сложили множество песен, прославляющих доблесть и находчивость этого человека. В них рассказывалось о том, как Илутан отдал ему свой меч, а Сэрак был вынужден бежать, спасаясь от его хитростей. Но особое внимание уделялось тому, как короли Тиро отказались воздать должное Мо-Ксане, унизив человека, имеющего больше, чем они.

Насчет того, какая из версий эпоса ближе к правде, боги хранили молчание. Было бы упрощением свести происхождение национальной идеи к легенде, но подчас души человеческие тянутся к мифу, как подсолнух к золотым лучам солнца, а обиталища ума приобретают форму под действием часто повторяемых историй, – так галька шлифуется в круговороте приливов.

В вечном стремлении иметь больше все последующие короли Ксаны расширяли и достраивали дворец, заложенный их обиженным предком. Так, например, Митон, быстро подавивший вспыхнувший на Дасу мятеж, добавил два крыла, включающие сто восемь новых комнат. Ноцзэ, успешно боровшийся с опустошавшими берега Дасу пиратами и заставивший их платить ему дань, наполнил зал бронзовыми зеркалами, отполированными кровью мастеров-зеркальщиков. Домита, королева, правившая от имени своего сына и принесшая в жертву Киджи девять котлов отсеченных у пленников ушей и носов, начала строительство Мингенской башни, на тот момент самого высокого сооружения на Островах. Хашитода, отрезавший языки у послов из Кокру и Лойе (существовало тогда такое государство Тиро в Гэфике) и отправивший обратно онемевших дипломатов, расширил дворцовый комплекс, окружив его тройным кольцом стен. Дэзан, живший уже сравнительно недавно, в ту пору, когда изобрели современные воздушные корабли, добавил девять причальных мачт для воздушных судов… И наконец, его сын Реон, более известный как Мапидэрэ, долго расширял комплекс, но потом решил, что дворца в Крифи ему попросту не хватает, и выстроил с нуля целую столицу – Пан, Безупречный город. Даже трусоватый Эодюна, известный под прозвищем Вялый, и тот ухитрился приделать к дворцу палату, стены которой покрыл янтарем. Хотя палата эта не сильно впечатлила правителей могущественной Ксаны, она чрезвычайно заинтересовала ученых-палеонтологов, приезжавших специально, чтобы взглянуть на нее, и была упомянута в нескольких хрониках других государств Тиро.

Куни Гару, который прибыл в Крифи с Дасу и прожил во дворце меньше полугода, не отступил от традиции и оборудовал камины в Малом зале для приемов – Большого зала он сторонился, считая его чересчур громадным, – чтобы ему и советникам не пришлось трястись от холода, пока они вынашивают планы по свержению Гегемона.

Так или иначе, дворец в Крифи неизменно становился больше.

Крифи, восьмой месяц одиннадцатого года правления Сезона Бурь и правления Дерзновенной Свободы

Старый сокол кружил над Крифи, горестно крича.

Он был так стар, что даже просто держаться в воздухе стало для него настоящим испытанием, и сокол сомневался, что ему хватит сил и ловкости, чтобы камнем упасть на базаре на прилавок и стащить рыбу. Впрочем, подобное все равно было невозможно: в Крифи давно (вот уже много месяцев, если даже не лет) не существовало ничего похожего на действующий рынок.

Лежащий внизу город, в котором сокол жил с того самого момента, как вылупился из яйца, был неузнаваем. Исчезли тесно стоящие особняки и многоквартирные дома, извилистые мощеные улочки и переулки, вечно окутанные тенью, некогда шумные базары и полные народа открытые площади. Вместо них повсюду виднелись лишь заваленные обломками пустыри, на которых паслись стада тощих длинношерстных коров, щипавших скудную траву, которой удалось прижиться на здешней неплодородной земле.

Тут и там виднелись притулившиеся среди руин белые шатры, похожие на семейства грибов, но даже они выглядели грязными, покосившимися и нуждавшимися в починке. Немногочисленные люди, сидевшие на земле рядом с жилищами, казались такими же старыми, как и сам сокол, и даже не поднимали головы, чтобы посмотреть на парящего в небе хищника. Вместо этого они сидели неподвижно, словно статуи, и шевелились, только если требовалось выудить из волос или бороды вошь и почесать укушенное место.

Сокол помнил, как целые толпы народу ломали здания и возили обломки, чтобы сбросить их в окружавшие город болота. Болота исчезли, а вместе с ними – рыба, лягушки, жабы, гуси и перелетные цапли. В памяти сокола представали картины того, как некогда обитавшие в этих шатрах деятельные люди уходят прочь. Впрочем, откуда ему было знать, что они