Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

– Даже если вы победите, как можно полагаться на слово льуку?

Фиро пытался объяснить советникам, что риск в данном случае оправдан, что он принял разумное решение, продиктованное стратегической необходимостью.

– Не подобает императору размахивать мечом и летать на огнедышащем звере, будто какому-нибудь простолюдину или разбойнику! – негодовал Ки Атен, которого выпустили наконец из каюты, потому как Фиро полагал, что наблюдателю вряд ли удастся разрушить его дальнейшие планы. – Императору Дара следует взять за образец тех мудрых правителей, о которых говорил Кон Фиджи: уравновешенных и добросердечных, предпочитающих писчий нож из слоновой кости бронзовому клинку мясника!

Фиро хотел было в ответ процитировать Ки Атену другие строки из Кона Фиджи, где тот утверждал, что завоевать сердце врага важнее, чем просто победить его на поле боя, но передумал, ибо уже слишком устал от бесплодных дебатов. Он просто мотнул головой, и стражники уволокли стенающего военного наблюдателя прочь.

Впрочем, в глубине души Фиро прекрасно понимал, что ни один из приведенных им аргументов не имеет значения. Молодой император руководствовался сейчас не доводами разума, но чувствами и интуицией, действовал под влиянием порыва. Отец не смог одолеть Гегемона в честном бою, но зато он добровольно сошел с «Величия королей», чтобы спасти жизни своих подданных. Тетушка Гин одержала множество побед благодаря хитрости и обману, а также оружию, изобретенному другими талантливыми людьми, но героически погибла, сойдясь в смертельном поединке с пэкьу Тенрьо на палубе горящего корабля.

Как может он быть правителем, не подвергая риску собственную жизнь? Какое право он имеет посылать на смерть своих солдат, не будучи готов и сам присоединиться к ним? В конце концов, не это ли имели в виду моралисты, призывая выложить «зубы на доску»? Разве не является сие краеугольным камнем мутагэ?

Отец всегда внушал Фиро, что жить нужно интересно, а мать учила его доверять интуиции. Сделав все ходы, он все-таки должен был совершить еще один бросок костей, дабы испытать себя и проверить, что ему противостоит честный соперник.

Фиро поднял На-ароэнну, ощущая тяжесть этого легендарного, не знающего себе равных меча, и вновь прочитал надпись на клинке:

Плачь не о том, что коротки дни, А о том, что без славы проходят они. Там, где сомненьям конец, зарождается храбрость. Пусть каждый день твой отныне днем станет сраженья…

– Я не смогу стать достойным императором Дара, если откажусь от поединка, – объявил он собравшимся генералам и советникам.

И вот, на следующее утро, когда лучи солнца озарили место состоявшегося накануне побоища, в каждом из вражеских лагерей поднялось в воздух по гаринафину. Первый был пестрым и морщинистым от старости, а второй – еще совсем юным, с не оформившимися до конца рогами. Каждым крылатым скакуном управлял один лишь наездник, без команды, что вполне соответствовало древнему ритуалу, обретшему новую жизнь.

Среди степных народов бытовал обычай: когда два великих вождя устраивают поединок на гаринафинах, они сражаются одни. Победа достигается ловкостью и отвагой, соперники стараются выбить друг друга из седла или испепелить точно направленным языком огненного дыхания. Выживали после подобных дуэлей немногие, и отчасти это стало причиной того, что они вышли из употребления. Даже Тенрьо Роатан, будучи человеком очень гордым и храбрым, ни разу не участвовал в такой схватке.

Но в этот день, в тысячах миль от страны Укьу-Гондэ, древний обычай вновь возродился. Пока армии Укьу-Тааса и Дара в благоговейном молчании наблюдали за происходящим, Гозтан и Фиро кружили, пикировали, набирали высоту, нападали, уклонялись и наносили ответные удары; гаринафины рвали друг друга зубами и когтями, дышали огнем…

Вот как описали бы этот поединок сказители:

Оба от схватки изрядно бойца притомились. Так же отличны они, как огонь от воды Или как жемчуг блестящий от крови граната, Но оба они – воплощение славы и чести.

Мчится один, как комета, летящая с неба; Другой же всплывает, как крубен из Тацзу чертогов. Пламя метает один, как копье Фитовэо, Другой уклоняется ловко, подобно Диасе.

Скорость одержит ли верх над упорством? Иль сила положит конец хитроумным уловкам? А может, все будет иначе? Молча взирают на схватку ту боги, Не зная, к кому же склониться.

Не ведает На-ароэнна сомнений в господстве, Гаслира-сата не свыкнется с пиршеством мирным. Хотя эти двое сошлись на арене, Презренья исполнившись к смерти, Из боя обратно один лишь вернется С дыханьем в груди и с трепещущим сердцем.

Вспомнив все то, чему учили его Офлуро и Сока, призвав на помощь все свои навыки, приобретенные за долгие годы тренировок, Фиро выписывал фигуры высшего пилотажа, на которые раньше не считал себя способным. Никогда прежде не ощущал он такого единения с Гинки: она словно бы стала частью его, а он – ее. Вскидывая На-ароэнну, чтобы отразить нависший коготь гаринафина или рубануть Гозтан, пока они проносились друг мимо друга на немыслимой скорости, Фиро разделял восторг, который испытывал Мата Цзинду во время дуэлей на воздушных змеях над Дзуди. Теперь он понял наконец, что чувствовал Луан Цзиаджи, когда направлялся к процессии Мапидэрэ.

Гозтан, вопреки грузу прожитых лет, сражалась так, как способны не многие молодые. Здесь, на спине своего верного старого скакуна, она впервые со дня прибытия в Дара ощутила себя свободной. Угодливое нытье Ноды Ми, безумные расправы Кутанрово, неприемлемые компромиссы Танванаки, внутренние терзания и сомнения в правоте своего дела – все это осталось где-то далеко позади. Она была чистокровной льуку, воплощением духа выживания вопреки всему, символом очага своего родного племени, его движения и дыхания.

Не раз и не два оба участника поединка находились буквально на волосок от того, чтобы сгореть в пламени или упасть на землю, но в последний миг умелый маневр скакуна или стремительный бросок, позволявший переместить тело по сетке на другую сторону, спасали их. Сцеплялись когти и крылья, кость ударялась о сталь. Гаринафины и всадники были покрыты кровоточащими ранами и ожогами. Воины с той и с другой стороны поочередно разражались криками, завороженные происходящей в воздухе демонстрацией силы и доблести.

Противники вели бой с утра до полудня, затем по взаимному соглашению сделали перерыв, после чего сошлись снова и бились до тех пор, пока солнце не склонилось к закату.

Фиро положил На-ароэнну поперек седла, Гозтан пристроила Гаслира-сату на бедре. Два взмокших от пота наездника, уставшие ничуть не меньше, чем их изможденные скакуны, снова начали переговоры.

– Продолжим завтра утром? – спросила Гозтан. В голосе ее слышалось уважение.

Фиро уложил меч понадежнее, отпустил поводья, поднял