Эпифания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

Допустим, все три закрыты. Окон нет, так? Теперь представь, что солнце тянется из этого угла в тот, вроде веревки. Выйдет тот же самый круговорот. Только намного меньше, смекаешь? Так ведь внутри скоро довольно жарко станет, верно я говорю?

– Мысль мне понятна, – ответила майтера Мята, – но что из нее может следовать? Круговорот изрядно велик.

– Не так уж велик, не так уж! Говорят, существует он три с лишком сотни лет…

– А вот это… мм… неоспоримый факт. Доказуемый многими… э-э… способами.

– Хорошо, патера. Когда Пас начал стройку, круговорот требовалось подогреть, чтоб люди внутри не перемерзли, смекаешь?

Ни Ремора, ни майтера Мята не проронили ни слова.

– Однако чересчур нагревать его тоже не стоило, иначе б мы все изжарились. А как нагреть в меру, если солнце все время работает? Выходит, нужно придумать, куда лишнее тепло девать.

– Э-э… наружу, а? За пределы круговорота. В Писании… мм… сказано, а? Студеная… э-э… мм… ночь…

– Точно. Заметили вы, что тут, внизу, постоянный сквозняк? И холодно вдобавок – уж точно прохладней, чем наверху.

– Я… мм… не вполне…

– Понимаю! – перебила его майтера Мята. – Циркуляция воздуха в подземельях, верно, Паук? Должно быть, часть коридоров отводит теплый воздух вовне, в сторону студеной ночи, а теми, которыми шли мы, на поверхность поступает холодный!

– В яблочко, генералиссима. Так вот, все это хозяйство уже не работает с той же отдачей. Помнишь, ты говорила насчет озерной воды, уходящей под землю?

Майтера Мята кивнула.

– Допустим, заполнила она коридор до половины – уже сквозняк вполовину слабее, смекаешь? А если коридор, пускай в одном-единственном месте, зальет доверху, дуть перестанет вообще. Там, где крылокамень треснет, осыплется – то же самое. Сквозняку ходу нет. В круговороте становится жарче и жарче. Мы этого не замечаем, потому как жара нарастает чересчур медленно, но спроси стариков, они подтвердят: раньше зимы были и холоднее, и дольше. Ладно, – вздохнул Паук, поднимаясь на ноги, – идемте. Начну копать. Кто не наелся, еду берите с собой.

– Лично я так и сделаю!

Собрав остатки хлеба и мяса, майтера Мята подхватила бутылку с водой и поднялась тоже. Казалось, лязг отодвинутого засова наружной двери предвещает недоброе, однако полутемный боковой коридор за дверью оказался по-прежнему пуст.

– Убрались, – оглянувшись, сообщил ей Паук. – Разобраться бы, с чего они вдруг по моим парням стрелять начали…

Майтера Мята вздохнула.

– Следует полагать, оттого, что они – аюнтамьентадос. Четверо храбрецов, многие годы оберегавших Вирон от вражеских поползновений, сражены другими, охранявшими город не первую сотню лет… вот до чего мы докатились!

– Не все, э? – ободрил ее Ремора, затворяя за собой дверь. – Все, кто… мм… не… э-э… пха…

С этим он и умолк, замер, беззвучно шевеля губами.

Слегка удивленная, майтера Мята обернулась к нему. Казалось, глаза Реморы провалились глубже в глазницы, нос сделался много короче и тоньше; губы медленно, точно в кошмарном сне, раздвинулись, расползлись, устрашающе обнажив крупные, изрядно потемневшие зубы.

– Разрази меня Сфинга! – с дрожью в голосе выдохнул Паук.

– Не тот, – сообщил Ремора майтере Мяте.

В ответ майтера Мята лишь вымученно улыбнулась.

– Это другой, говорящий с тем, кого нет. А тот был здесь, внизу, с рослой девушкой. Мог тут отыскаться.

– Мукор, – пояснила майтера Мята Пауку. – Внучка майтеры. Мы с ней уже разговаривали. Помнишь, Мукор? Ты явилась ко мне с известием, что нашему кальду грозит плен, и я повела своих на штурм Палатина, а после мы познакомились лично, в Хузгадо.

Ремора кивнул, отчего его голова закачалась, точно голова куклы, а жидкие пряди черных волос милосердно прикрыли жуткие бездонные глаза.

– Маленький авгур… Наковальней зовут.

– С ним я не знакома, однако Его Высокопреосвященство о нем рассказывал. Мукор? Мукор!

Глумливый оскал мертвой головы мерк, угасал на глазах.

– Мукор, прошу тебя, вернись! Увидишь Бизона или нашего кальда, расскажи им – обоим или любому из них – где я и что этот человек держит нас здесь по приказу советника Потто!

– Тогда уж поздно будет…

Последнее слово прозвучало едва уловимо. Оскал исчез, как не бывало, Ремора привычным движением откинул со лба упавшие на глаза волосы, и взгляд его оказался нисколько не страшным.

– Не все, э? Многие из наших… мм… сторонников кальда… и генералиссима, – не дождавшись отклика, прибавил он.

– Хошь, иглострел мой возьми? – предложил Паук майтере Мяте.

– Разумеется, если ты готов мне его доверить.

Паук подал ей иглострел рукоятью вперед.

– Ты же, генералиссима, не станешь в меня стрелять, так? Тем более из моего собственного, из моих рук полученного иглострела?

Осмотрев принятое оружие, майтера Мята опустила иглострел в один из боковых карманов облачения.

– Нет. Разве что буду вынуждена… да и тогда, может быть, воздержусь.

– Ладно. Я буду могилы копать, смекаешь? Вы заканчивайте с едой и держите ухо востро, а если…

Сделав паузу, Паук шагнул в безлюдный коридор.

– А если меня остудят до того, как закончу, считайте, яма моя. Оберните и суньте внутрь. Нож – тут, в кармане.

Последовав за Пауком вдоль коридора, майтера Мята с Реморой подошли к массивной двери из ржавого железа, перегораживавшей коридор от стены до стены.

– Советник Потто не хотел бы, чтобы при посторонних, – признался Паук, – однако, сдается мне, это уже неважно… Фравс!

Секунду-другую помедлив, огромная дверь содрогнулась, заскрежетала и поползла кверху, отталкивающе втягиваясь в собственное нутро. Ноздри майтеры Мяты защекотала вонь мертвечины, тошнотворная, однако столь рассеянная, что вполне могла бы оказаться плодом воображения. Ремора, громко, по-конски, фыркнув, утер нос рукавом.

– Пока дверь заперта, свежего воздуха туда не попадает. Ничего, скоро проветрится, – заметил Паук, шагнув вперед, в полутемный тупик за поднявшейся дверью и остановившись у нужного места. – Вот, видите? Где крылокамень кончается. Поглядите.

Майтера Мята двинулась к нему. Поношенные черные туфли вязли в рыхлой земле под ногами на каждом шагу.

– Очень рада, что ты позволил нам услышать слово, отпирающее эту дверь. Страшно подумать, каково нам пришлось бы, останься мы здесь взаперти, не имея возможности отворить ее.

– Ну я с вами по-доброму, а вы меня, как положено, в яму сунете, когда придет время. Вон, видите полимер в рулонах?

– Разумеется, – подтвердила майтера Мята, внимательно изучая край крылокаменной стены. – А она не так толста, как я себе представляла.

– Однако прочная на удивление. Там железные прутья внутри.

– А вот и… э-э… погребения, – заметил Ремора, указав на клочки бумаги, рядами белевшие вдоль отлогой земельной насыпи в конце коридора. – И это… мм… все? – Умолкнув, он беззвучно зашевелил губами, подсчитывая бумажки. – Общим э-э… общим счетом одиннадцать?

Паук кивнул.

– Места еще полно, но у нас на руках трое из караулки, Пака в большом коридоре, да еще я.

– Ты… э-э… подавлен? Уныние есть всего-навсего… мм… состояние сознания, сын мой. Эмоции, э?

– Да-да, Паук, – горячо подхватила майтера Мята, – не стоит считать смерть… то есть скорую гибель от рук этих солдат, неизбежной. Поверь, это вовсе не так, а я молюсь о том, чтоб подобного не случилось.

– А демоница, которую ты назвала внучкой вашей