Эмбрион - Эдуард Сероусов

Петрова выглядела встревоженной.

– Вы рассказали об этом Ларину?

– Нет. Я не уверена, что могу доверять ему в этом вопросе. Особенно учитывая новый эксперимент, который они планируют.

– Новый эксперимент?

Елена кратко рассказала о том, что узнала от Михаила – о планах усиления квантового поля, о возможности активного воздействия на вероятностные линии будущего.

– Это… невероятно опасно, – медленно сказала Петрова. – Если то, что вы говорите о нестабильностях, верно, усиление поля может быть именно тем, что спровоцирует разрыв.

– Именно. И я думаю, что мой ребенок каким-то образом связан с этим. Его сознание, его способность воспринимать и потенциально влиять на квантовые состояния… Он не просто предупреждает о разрыве, он может быть его катализатором. Или ключом к его предотвращению.

Петрова долго молчала, обдумывая услышанное.

– Что вы собираетесь делать?

– Я не уверена. Мне нужно больше данных, более точная модель потенциальных последствий. И мне нужен союзник с экспертизой в этой области. Михаил пытается организовать тайную встречу с профессором Барановым.

– Это рискованно. Кузнецов наверняка следит за вами.

– Я знаю. Но риск бездействия может быть еще выше.

В тот вечер Елена продолжала работать над своей моделью, пытаясь предсказать последствия эксперимента, который планировали Ларин и Кузнецов. Но данных было недостаточно, слишком много переменных оставались неизвестными. Она нуждалась в информации о новом оборудовании, о точных параметрах усиленного квантового поля.

Когда она наконец легла спать, сон пришел мгновенно, и с ним – новый опыт контакта с сознанием плода. На этот раз коммуникация была более ясной, более структурированной, как будто их сознания научились лучше интерпретировать друг друга.

Елена снова оказалась в многомерном пространстве вероятностей, где временные линии пересекались и разветвлялись в сложных конфигурациях. Но теперь она видела конкретную точку – момент, где множество линий сходились, создавая узел критической вероятности. Момент, где потенциальный разрыв становился актуальным.

И этот момент был близок – дни, может быть, часы. Связанный с активацией нового оборудования, с расширением и усилением квантового поля.

Но было и нечто новое – альтернативный путь, тонкая, почти невидимая линия вероятности, которая обходила критическую точку. Путь, который требовал конкретных действий, конкретных изменений в параметрах эксперимента. Путь, который только они – Елена и её ребенок – могли увидеть и реализовать.

Проснувшись, Елена немедленно начала записывать всё, что видела, переводя концептуальные образы в конкретные научные термины, в математические формулы, в технические спецификации. То, что показывало ей сознание плода, не было абстрактным предупреждением – это была конкретная информация о том, как предотвратить катастрофу.

Но было и еще одно осознание, более тревожное. Её ребенок действительно был центральным элементом в этой ситуации – не просто наблюдателем или предсказателем, но активным участником. Его уникальное сознание, его способность воспринимать и влиять на квантовые состояния были необходимы для реализации того альтернативного пути, который обходил критическую точку.

Что это значило в практическом смысле? Как её нерожденный ребенок мог активно участвовать в предотвращении квантового разрыва?

Утром Елена получила неожиданное сообщение от Михаила: "Встреча сегодня, 14:00, медицинское обследование вне института. Баранов будет там".

Это было рискованно, но необходимо. Елена нуждалась в экспертизе Баранова, в его понимании квантовых систем и их взаимодействия с сознанием.

Когда пришла доктор Петрова для утреннего обследования, Елена показала ей сообщение.

– Вы можете организовать это? Официальное медицинское обследование вне института?

Петрова задумалась.

– Могу обосновать необходимостью специализированного сканирования, которое недоступно здесь. Но Кузнецов наверняка потребует сопровождения.

– Это нормально. Главное, чтобы у меня была возможность поговорить с Барановым, пусть даже кратко.

Петрова кивнула.

– Я организую. Но будьте осторожны. Если Кузнецов заподозрит что-то…

– Я знаю риски, – Елена посмотрела на неё с благодарностью. – Спасибо за помощь.

К полудню всё было организовано. Петрова оформила направление на специализированное нейросканирование в клинике при МГУ, обосновав это необходимостью более детального исследования необычных паттернов мозговой активности плода. Кузнецов, как и ожидалось, настоял на сопровождении – двое сотрудников службы безопасности должны были сопровождать Елену и Петрову.

– Помните, это только медицинская процедура, – инструктировал Кузнецов перед их отъездом. – Никаких отклонений от маршрута, никаких неавторизованных контактов. Безопасность проекта – абсолютный приоритет.

– Конечно, директор Кузнецов, – спокойно ответила Елена. – Я полностью понимаю важность протокола безопасности.

Клиника при МГУ была современным медицинским учреждением с высоким уровнем технического оснащения. Петрова провела Елену через процедуру регистрации, пока охранники ждали в приемной.

– Профессор Баранов будет в процедурной, – тихо сказала она, когда они шли по коридору. – Он официально консультирует по новому нейросканеру. У вас будет около пятнадцати минут, пока я буду готовить оборудование и отвлекать охрану.

– Этого должно хватить, – Елена сжала руку доктора. – Спасибо.

В процедурной их ждал Баранов – внешне спокойный, но с напряженным взглядом. Когда Петрова вышла, оставив их наедине, он быстро подошел к Елене.

– Лена, я рад, что ты смогла прийти. Михаил рассказал мне о ситуации. Это… невероятно опасно, если его информация верна.

– Она более чем верна, Леонид Петрович, – Елена активировала свой планшет, показывая данные и модели, которые она разработала. – Квантовое поле, которое они генерируют, становится нестабильным. И они планируют усилить его, расширить его воздействие. Это может привести к локализованному разрыву в пространственно-временном континууме.

Баранов внимательно изучил данные, его лицо становилось всё более серьезным.

– Твоя модель… она показывает каскадный эффект. Начальный разрыв может быть небольшим, локализованным, но он создаст условия для последующих разрывов, более масштабных. Потенциально – с глобальными последствиями.

– Именно, – кивнула Елена. – И это согласуется с… предупреждениями, которые я получаю.

– От ребенка?

– Да. Его сознание воспринимает вероятностные линии будущего. И оно показывает мне конкретный момент, конкретное событие, которое инициирует разрыв. Активация нового оборудования, усиление квантового поля.

Баранов покачал головой.

– Ларин и Кузнецов… они понимают, с чем играют?

– Я не уверена. Возможно, они недооценивают риски. Или считают их приемлемыми ради научного прорыва и потенциальных практических применений.

– Каких применений?

– Возможности предвидения и потенциально – модификации вероятностных линий будущего. Представьте стратегические, военные, геополитические последствия такой способности.

Баранов вздохнул.

– Старая история. Жажда власти над будущим, над судьбой… И всегда с катастрофическими последствиями, – он посмотрел на Елену. – Что ты собираешься делать?

– Я не уверена. Ребенок показал мне и альтернативный путь – способ модифицировать эксперимент так, чтобы избежать критической точки, предотвратить разрыв. Но для этого мне нужен доступ к новому оборудованию, к протоколам эксперимента. И… участие ребенка.

– Участие? Каким образом?

– Его сознание каким-то образом может влиять на квантовые состояния, стабилизировать поле. Я не полностью понимаю механизм, но чувствую, что это связано с его уникальной нейронной структурой, с квантовой запутанностью между нашими