Эмбрион - Эдуард Сероусов

Модель, которая могла служить научным доказательством её утверждений. Если Ларин будет готов слушать.

Она отправила ему сообщение, запрашивая срочную встречу перед активацией резонатора. К её удивлению, ответ пришел почти мгновенно – Ларин согласился встретиться в своем кабинете через час.

Когда Елена вошла в его кабинет, Ларин сидел за столом, изучая данные на голографическом дисплее. Он выглядел усталым, напряженным, как человек на грани великого прорыва или катастрофического провала.

– Доктор Соколова, – он кивнул. – У вас есть новая информация?

– Да, – Елена активировала свой планшет, демонстрируя модель. – Я разработала более детальную модель взаимодействия между нейронной активностью моего ребенка и квантовым полем резонатора. Модель, которая показывает конкретный механизм потенциальной дестабилизации системы.

Ларин внимательно изучил данные, его лицо становилось всё более серьезным.

– Эти паттерны нейронной активности… они действительно показывают квантовую когерентность, которая не должна быть возможной в биологической системе. И ваша модель их взаимодействия с резонатором… она учитывает факторы, которые мы не включили в наши расчеты.

– Потому что эти факторы находятся на границе текущего научного понимания, – сказала Елена. – Квантовая запутанность между сознаниями, нелинейное восприятие времени, возможность активного влияния на квантовые состояния через ментальные процессы… Всё это области, которые традиционная наука только начинает исследовать.

– И вы утверждаете, что ваш ребенок не просто предвидит потенциальный сбой в системе, но и показывает путь к его предотвращению?

– Да. Через модификации в конфигурации резонатора, которые могут стабилизировать квантовое поле, предотвратить каскадный эффект, который приведет к разрыву.

Ларин долго молчал, обдумывая информацию.

– Ваша модель… она убедительна с научной точки зрения. И если эти данные нейросканирования верны… – он посмотрел на Елену с новым интересом. – Это означает, что сознание вашего ребенка действительно функционирует иначе, чем обычное человеческое сознание. Что оно потенциально может воспринимать и влиять на квантовые состояния, включая вероятностные линии будущего.

– Именно. И это делает его как потенциальным катализатором разрыва, так и ключом к его предотвращению. В зависимости от того, как будет настроена система.

Ларин задумался.

– Модификации, которые вы предлагаете… они требуют времени для внедрения, тестирования. А активация запланирована на сегодня. Кузнецов не согласится на отсрочку.

– Тогда убедите его, – настаивала Елена. – Покажите ему данные, объясните риски. Неужели даже потенциальная катастрофа не стоит небольшой задержки?

– Вы не понимаете Кузнецова, доктор Соколова. Для него риск – приемлемая цена за потенциальное преимущество. Особенно когда речь идет о технологии, которая может изменить баланс сил в мире.

– Даже если этот риск включает возможность разрыва в самой ткани реальности?

Ларин вздохнул.

– Я поговорю с ним. Попытаюсь объяснить научные аспекты, показать модель. Но я не могу обещать, что он согласится на отсрочку.

– Это всё, о чем я прошу, – сказала Елена. – Просто честная научная оценка рисков и возможных путей их минимизации.

Когда она вышла из кабинета Ларина, Елена чувствовала странную смесь надежды и отчаяния. Она сделала всё, что могла, чтобы предупредить о потенциальной катастрофе, чтобы предложить путь к её предотвращению. Теперь решение было в руках Ларина и Кузнецова.

Но глубоко внутри она знала, что Кузнецов не согласится на отсрочку. Для него потенциальные выгоды перевешивали любые риски. И если это так, если резонатор будет активирован в текущей конфигурации…

Елена вернулась в свою комнату и начала готовиться к худшему сценарию. Она не могла просто стоять в стороне и наблюдать, как активируется устройство, которое, согласно её модели, имело 78% вероятность создать разрыв в пространственно-временном континууме. Разрыв, который мог иметь катастрофические последствия не только для института, но потенциально для гораздо большей области.

Если она не могла предотвратить активацию, она должна была быть готова действовать в момент кризиса. Используя свои знания системы, свое понимание квантовых процессов, и… уникальные способности своего ребенка.

Это был безумный план, почти самоубийственный. Но если её модель верна, если предупреждения реальны… это мог быть единственный путь к предотвращению катастрофы.

В назначенное время Елена была в лаборатории, где готовилась активация резонатора. Кузнецов, как она и ожидала, отказался откладывать эксперимент, несмотря на предупреждения Ларина. Он считал риск приемлемым, потенциальные выгоды – слишком значительными, чтобы упускать шанс.

Лаборатория была заполнена учеными и техниками, каждый на своем посту, готовясь к историческому моменту. Резонатор доминировал в центре помещения – массивная конструкция из металла, кристаллов, сверхпроводников, окруженная полем едва заметного голубоватого свечения.

Елена стояла в стороне, наблюдая за процессом с внешним спокойствием, которое маскировало её внутреннее напряжение. Рядом с ней была доктор Петрова, единственный человек, кроме Михаила, кто, казалось, разделял её опасения.

– Они действительно собираются это сделать, – тихо сказала Петрова. – Несмотря на все предупреждения.

– Да, – Елена кивнула. – Кузнецов не тот человек, который останавливается перед риском. Особенно когда на кону стоит потенциальное стратегическое преимущество.

– Что вы собираетесь делать?

– Быть готовой. Наблюдать за параметрами системы. И если начнется каскадный сбой… действовать быстро и решительно.

Ларин стоял у главной консоли, контролируя процесс активации. Его лицо было напряженным, сосредоточенным. Кузнецов наблюдал со стороны, с едва заметной улыбкой предвкушения.

– Начинаем последовательность активации, – объявил Ларин. – Все системы в норме, параметры в пределах допустимых значений.

Резонатор начал гудеть, низкий, пульсирующий звук, который, казалось, проникал сквозь кости. Голубоватое свечение усилилось, став ярче, интенсивнее. Датчики и мониторы показывали нарастающую активность квантового поля, его расширение, усиление.

Елена внимательно следила за показаниями, её тело напряглось в ожидании. Пока всё шло по плану, параметры оставались в допустимых пределах. Но она знала, что критическая точка еще впереди, когда поле достигнет максимальной интенсивности, когда начнется активное взаимодействие с её сознанием и сознанием плода.

– Квантовое поле стабильно, – доложил один из техников. – Когерентность на уровне 87%, фазовый сдвиг в пределах нормы.

– Увеличиваем мощность до 60%, – скомандовал Ларин. – Готовимся к инициации темпорального резонанса.

Гудение усилилось, свечение стало почти ослепляющим. Елена почувствовала странное ощущение в теле – как будто каждая клетка вибрировала на квантовом уровне, как будто сама реальность вокруг неё начинала смещаться, терять свою твердость.

И внутри, в её животе, плод реагировал – она чувствовала его движения, более интенсивные, более целенаправленные, чем обычно. Как будто он тоже ощущал изменения в окружающем поле, готовился к чему-то.

– Мощность 80%, – объявил техник. – Когерентность 92%, фазовый сдвиг… слегка превышает норму, но в допустимых пределах.

Елена заметила первые признаки нестабильности – едва заметные флуктуации в квантовом поле, микроскопические разрывы когерентности, которые система автоматически корректировала. Но они становились всё более частыми, всё более интенсивными. Именно то, что предсказывала её модель.

– Доктор Ларин, – она не могла молчать. – Обратите внимание на фазовые флуктуации в секторе 7. Они превышают допустимые значения.