Эмбрион - Эдуард Сероусов

Баранов задумался.

– Это… беспрецедентно. Сознание, которое может активно влиять на квантовые системы такого масштаба… – он посмотрел на Елену с тревогой. – Но это также делает твоего ребенка невероятно ценным, невероятно важным для тех, кто стремится контролировать эту технологию.

– Я знаю, – тихо сказала Елена. – И это пугает меня не меньше, чем потенциальный разрыв. Что будет с ним после рождения? Как его уникальные способности будут использованы? Кузнецов уже проявляет особый интерес…

– Тебе нужно быть готовой к худшему сценарию, Лена. Если ты предотвратишь разрыв, если докажешь, что сознание твоего ребенка действительно может влиять на квантовые системы такого масштаба… они никогда не оставят вас в покое.

– Что вы предлагаете?

– План эвакуации. Способ исчезнуть, если это станет необходимо. У меня есть… контакты. Люди, которые могут помочь, которые понимают значимость ситуации.

Елена колебалась. Мысль о побеге, о жизни в бегах с новорожденным ребенком была пугающей. Но альтернатива – позволить Кузнецову и тем, кого он представлял, получить контроль над её ребенком, использовать его уникальные способности в своих целях – была еще страшнее.

– Хорошо, – кивнула она наконец. – Но сначала я должна попытаться предотвратить разрыв. Если я права, если модель верна, у нас осталось очень мало времени.

– Я помогу, чем смогу, – Баранов сжал её руку. – Будь осторожна, Лена. И помни – что бы ни случилось, ты не одна.

Их разговор прервала Петрова, вернувшаяся в процедурную.

– Охрана начинает нервничать, – сказала она тихо. – Нам нужно начать реальное сканирование, чтобы не вызывать подозрений.

Остаток визита был посвящен действительному медицинскому обследованию – специализированному нейросканированию, которое показало еще более детальную картину необычных паттернов мозговой активности плода. Баранов, в роли консультанта, давал профессиональные комментарии, сохраняя нейтральный тон, хотя Елена видела в его глазах смесь научного восхищения и глубокой тревоги.

Когда они вернулись в институт, Кузнецов лично встретил их.

– Как прошло обследование? – спросил он, внимательно наблюдая за реакцией Елены.

– Продуктивно, – ответила она спокойно. – Новый сканер предоставил более детальную картину нейронных структур. Доктор Петрова подготовит полный отчет.

– Чудесно, – Кузнецов улыбнулся, но его глаза оставались холодными. – А профессор Баранов? Он был полезен в интерпретации данных?

Елена почувствовала легкое напряжение. Откуда Кузнецов знал о присутствии Баранова? Охрана доложила, или у него были другие источники информации?

– Профессор Баранов консультировал по техническим аспектам сканера, – сказала она нейтрально. – Его экспертиза в квантовых системах была полезна для калибровки оборудования.

– Конечно, – Кузнецов кивнул. – Профессор Баранов – признанный эксперт в своей области. Хотя некоторые его теории считаются… спекулятивными.

– В науке часто самые спекулятивные теории оказываются наиболее прорывными, – заметила Елена.

– Действительно, – Кузнецов сделал паузу. – Кстати, у меня хорошие новости. Новое оборудование прибыло. Доктор Ларин уже начал установку. Мы планируем активацию через два дня.

Елена почувствовала, как её сердце сжалось. Два дня. Гораздо меньше, чем она ожидала. Гораздо меньше, чем ей нужно для разработки полной модели, для понимания всех рисков и возможных путей их предотвращения.

– Так скоро? – она постаралась, чтобы её голос звучал нейтрально. – Не слишком ли поспешно? Обычно новое оборудование требует тщательного тестирования, калибровки…

– Все необходимые тесты будут проведены, – заверил Кузнецов. – Но время критично. Мы не можем позволить себе задержки в проекте такой важности.

Когда Кузнецов ушел, Елена обменялась встревоженными взглядами с Петровой.

– Два дня, – тихо сказала она. – Если моя модель верна, если предупреждения реальны… у нас осталось всего два дня до потенциальной катастрофы.

– Что вы собираетесь делать?

– Мне нужно увидеть новое оборудование. Понять его функции, параметры. И разработать план модификации, который мог бы предотвратить разрыв.

– Я попробую организовать вам доступ в лабораторию, – предложила Петрова. – Но это будет непросто. Кузнецов наверняка усилил меры безопасности.

– Я знаю. Но у меня нет выбора. Слишком много стоит на кону.

В своей комнате Елена лихорадочно работала, развивая модель, пытаясь предсказать точные параметры критической точки, момента, когда контролируемое квантовое поле могло превратиться в неконтролируемый разрыв. Но без конкретной информации о новом оборудовании её модель оставалась неполной, её прогнозы – неточными.

Вечером пришел Михаил, выглядящий еще более напряженным, чем обычно.

– Лена, ситуация ухудшается, – сказал он тихо. – Новое оборудование… это не просто усовершенствованный квантовый модулятор. Это система для направленного воздействия на вероятностные линии будущего. Ларин называет её "временным резонатором".

– Временной резонатор? – Елена нахмурилась. – Это… теоретически возможно, но крайне нестабильно. Такая система требовала бы невероятной точности, балансировки множества квантовых параметров…

– Именно. И Ларин считает, что квантовая запутанность между твоим сознанием и сознанием плода может служить стабилизирующим фактором. Что ваша уникальная нейронная конфигурация может обеспечить необходимую когерентность для контроля над системой.

Елена почувствовала холодок по спине.

– Они планируют использовать нас как компонент системы? Как биологический квантовый процессор?

– Не совсем так, но близко. Они хотят использовать вашу квантовую запутанность как канал для доступа к вероятностным линиям будущего. И потенциально – для их модификации.

– Это безумие, – Елена покачала головой. – Квантовые системы такого масштаба и сложности не поддаются такому прямому контролю. Любая попытка активно воздействовать на вероятностные линии может создать каскадные эффекты, петли обратной связи, которые дестабилизируют всю систему.

– Именно это я и пытался объяснить Ларину. Но он одержим идеей. Он считает, что открыл путь к контролю над самим временем, над судьбой. А Кузнецов… Кузнецов видит в этом оружие, инструмент стратегического доминирования.

Елена задумалась.

– Михаил, мне нужно увидеть это оборудование. Понять его принципы, параметры. Без этой информации я не могу разработать точную модель рисков или возможных путей их предотвращения.

– Это сложно. Лаборатория под усиленной охраной. Но… может быть, я смогу организовать краткий визит. Как научный консультант, ты имеешь право на доступ к техническим аспектам проекта.

– Когда?

– Завтра утром. Ларин будет на совещании с Кузнецовым. У нас будет около часа.

– Этого должно хватить, – Елена посмотрела на него внимательно. – Спасибо, Михаил. Я знаю, что ты рискуешь своим положением, своей карьерой.

– Дело не только в этом, – он опустил глаза. – Я чувствую… ответственность. Я привел тебя в этот проект. Я убедил тебя участвовать в эксперименте. Если то, что ты говоришь о рисках, верно… если это может привести к катастрофе…

– Мы еще можем предотвратить её, – Елена положила руку на его плечо. – Если будем действовать быстро и решительно.

Когда Михаил ушел, Елена вернулась к своей работе, но концентрация давалась всё труднее. Физическая усталость накладывалась на ментальное напряжение, создавая состояние почти невыносимого стресса. И всё же она продолжала, движимая не только научным интересом, но и материнским инстинктом защиты – защиты своего ребенка, защиты будущего, в котором ему предстояло жить.

Ночью сны снова пришли, и