Эмбрион - Эдуард Сероусов

– Незначительное отклонение, автокоррекция работает. Продолжаем последовательность.

– Мощность 90%, – доложил техник. – Когерентность… 89%? Падает. Фазовый сдвиг превышает норму на 12%.

Теперь Ларин выглядел обеспокоенным.

– Стабилизируйте когерентность. Скорректируйте фазовый сдвиг.

Техники лихорадочно работали, но флуктуации только усиливались. Поле начинало терять стабильность, квантовая когерентность разрушалась.

– Мощность 95%, – напряженно доложил техник. – Когерентность 82% и продолжает падать. Фазовый сдвиг превышает норму на 27%. Система автокоррекции не справляется.

Елена видела, как её предсказания сбываются в реальном времени. Каскадный сбой начинался, точно как в её модели. Квантовое поле теряло стабильность, когерентность разрушалась, фазовые сдвиги усиливались. И если процесс продолжится, если точка невозврата будет пройдена…

– Доктор Ларин, – она повысила голос. – Вы должны прервать активацию. Система дестабилизируется именно так, как предсказывала моя модель. Если мы пройдем точку невозврата, автокоррекция не сможет компенсировать каскадный эффект.

Ларин колебался, глядя то на показания приборов, то на Кузнецова.

– Директор Кузнецов, я рекомендую временное прерывание последовательности. Мы можем перенастроить параметры, стабилизировать систему.

Кузнецов нахмурился.

– Мы слишком близко к завершению, чтобы останавливаться. Продолжайте активацию. Система справится с флуктуациями.

– Мощность 98%, – голос техника дрожал. – Когерентность 75% и быстро падает. Фазовый сдвиг превышает норму на 42%. Появляются микроразрывы в квантовом поле!

Елена почувствовала, как реальность вокруг неё начинает искажаться. Воздух дрожал, как марево над раскаленным асфальтом. Предметы теряли четкость очертаний, цвета становились слишком яркими, слишком насыщенными. И внутри неё ребенок двигался, как будто пытаясь что-то сделать, как-то повлиять на ситуацию.

– Доктор Ларин! – её голос был настойчивым. – Мы на грани разрыва! Вы должны прервать активацию немедленно!

Ларин, наконец осознавший серьезность ситуации, кивнул.

– Прерываем последовательность. Активируйте аварийное отключение.

Но было поздно. В центре резонатора появилась точка абсолютной черноты – не отсутствие света, а отсутствие самой реальности. Точка, которая быстро расширялась, искажая пространство вокруг себя.

– Квантовый разрыв! – в ужасе закричал один из техников. – Поле коллапсирует!

Лаборатория погрузилась в хаос – ученые и техники бросились к выходам, системы безопасности активировали сирены и аварийное освещение. Но Елена стояла неподвижно, глядя на расширяющуюся черноту в центре резонатора. Она знала, что бежать бессмысленно. Если разрыв продолжит расширяться, если не будет остановлен… никакое расстояние не будет достаточным для безопасности.

И в этот момент она почувствовала это – странное, почти сверхъестественное ощущение связи с сознанием своего ребенка. Не просто квантовая запутанность нейронных сетей, а прямое, немедленное взаимодействие разумов. И через эту связь пришло понимание – ясное, кристально чистое знание того, что нужно делать.

Елена двинулась к консоли, игнорируя крики Ларина и Кузнецова. Её руки двигались с уверенностью, которая не принадлежала ей одной – она активировала протоколы, изменяла параметры, перенастраивала систему в режиме реального времени. Действия, которые требовали не только технических знаний, но и глубокого понимания квантовых процессов, протекающих в резонаторе.

И одновременно она чувствовала, как её ребенок делает что-то своё – использует свое уникальное сознание, свою способность воспринимать и влиять на квантовые состояния, чтобы стабилизировать поле изнутри, компенсировать разрывы когерентности, восстановить фазовую синхронизацию.

Это был странный, почти мистический опыт – действовать как единое целое с сознанием, которое еще не родилось в физическом смысле, но уже существовало в квантовом, уже воспринимало и взаимодействовало с реальностью на уровне, недоступном обычным людям.

– Что вы делаете? – закричал Кузнецов, пытаясь оттащить её от консоли. – Отойдите от оборудования!

Но Михаил и Петрова блокировали его, физически удерживая на расстоянии.

– Дайте ей работать! – крикнул Михаил. – Она знает, что делает!

И действительно, под руками Елены хаос начинал упорядочиваться. Черная точка в центре резонатора перестала расширяться, затем начала сжиматься. Квантовое поле восстанавливало когерентность, фазовые сдвиги возвращались к нормальным значениям.

– Невероятно, – прошептал Ларин, наблюдая за показаниями приборов. – Она стабилизирует систему. Параметры возвращаются к норме.

Процесс занял несколько минут – интенсивных, напряженных минут, когда судьба не только лаборатории, но и потенциально гораздо большей области реальности висела на волоске. Но наконец черная точка схлопнулась, исчезла. Квантовое поле резонатора стабилизировалось, приобрело новую, более устойчивую конфигурацию.

Елена отошла от консоли, чувствуя смертельную усталость. Тело дрожало от перенапряжения, разум едва мог обрабатывать произошедшее. Но внутри было ощущение триумфа, облегчения, глубокой благодарности своему ребенку, без которого она не смогла бы предотвратить катастрофу.

– Как вы это сделали? – спросил Ларин, подходя к ней. – Эти модификации, эта перенастройка системы в режиме реального времени… это выходит за рамки обычных человеческих способностей.

– Не только мои способности, – тихо ответила Елена. – Мой ребенок… он помогал. Его сознание взаимодействовало с квантовым полем, стабилизировало его изнутри, пока я корректировала параметры извне.

Ларин выглядел потрясенным.

– Это… это подтверждает вашу теорию. Сознание вашего ребенка действительно может воспринимать и влиять на квантовые состояния. Это революционно! Это меняет всё наше понимание сознания, реальности, возможностей человеческого разума!

Кузнецов, освободившись от хватки Михаила, подошел к ним. Его лицо выражало смесь гнева и расчетливого интереса.

– Доктор Соколова, вы нарушили прямой приказ, вмешались в эксперимент без разрешения. Но… вы также предотвратили потенциальную катастрофу. И продемонстрировали способности, которые… представляют значительный интерес.

Елена встретила его взгляд без страха.

– Мой ребенок не оружие, директор Кузнецов. Не инструмент для ваших стратегических игр. Он человек, с уникальными способностями, да, но прежде всего – человек.

– Конечно, – Кузнецов улыбнулся, но его глаза оставались холодными. – Никто не отрицает человеческую природу вашего ребенка. Но вы должны понимать – его способности выходят за рамки обычного. То, что мы только что наблюдали… это не просто научный прорыв, это потенциальное изменение всего нашего понимания реальности, сознания, возможностей человека.

Елена почувствовала, как слабость накатывает волнами. Реакция на перенапряжение, на стресс, на почти сверхчеловеческие усилия, которые она только что приложила. Петрова заметила это и быстро подошла, поддерживая её.

– Доктор Соколова нуждается в отдыхе, – твердо сказала она. – Обсуждения могут подождать.

– Конечно, – кивнул Ларин. – Мы все нуждаемся в времени, чтобы осмыслить произошедшее. Но, доктор Соколова, – он посмотрел на Елену с искренним уважением, – то, что вы сделали сегодня… это было невероятно. Вы не просто предотвратили катастрофу, вы показали путь к новому пониманию квантовых процессов, к новым возможностям контроля над ними.

Елена слабо кивнула. Силы покидали её, мысли путались. Но одно она знала точно – сегодняшние события изменили всё. Не только её понимание своего ребенка и его способностей, но и отношение к ней Кузнецова, Ларина, всего института. Она больше не была просто участником эксперимента – она стала ключевым элементом, незаменимым компонентом.

И это делало её положение одновременно более сильным и более уязвимым.

Петрова помогла ей добраться до её комнаты. Когда дверь закрылась,