Геммы: комплект из 2 книг - Анна Коэн

и не хотел давать необдуманных советов. В окутавшем единственную комнатушку молчании было слышно, как потрескивает фитилек одинокой восковой свечи. Норма посмотрела в темное окно и поймала себя на тихой радости, что брат, болван такой, хотя бы избежал воздействия демона. А значит, не все так плохо.

Пимен вновь заговорил:

– К моему глубокому сожалению, мои возможности сильно ограничены. Я не торгую пустыми грамотами прощения и изгнания, не провожу служб с хором, не слышу серафимова гласа. Я простой служитель, несущий их волю, известную мне и противную демонам. И помочь избавиться от их скверны я могу единственным доступным мне способом.

– Что же это за способ? – тихо спросила Норма, до боли затягивая ленту на указательном пальце.

– Молодые люди, столкнувшиеся с искушением, чтобы не нести на себе ни стыда, ни презрения, венчались пред ликами серафимов. Таким образом очищаясь перед их глазами, глазами людей и собственными.

Лента сорвалась с пальца и повисла. Норма нахмурилась. Что она только что услышала? Кажется, она забыла слова родного языка, их смысл ускользал от нее.

– Вы предлагаете обвенчать нас с Нормой? – уточнил Октав.

Пимен опустил веки.

– Если на то будет ваша воля, это все, что в моих силах.

– Я согласен, – таким же ровным голосом отозвался Октав.

– Нет! – почти одновременно с ним воскликнула Норма. Осознание обрушилось на нее ушатом ледяной воды. – Я против! Должен быть другой способ.

– Я им не располагаю, – развел руками епископ. – Я не рыцарь-монах былых времен и не глиптик. Мне жаль.

Норма открывала и закрывала рот, не находя, что сказать. Алевтина вдруг пришла в восторг:

– Это же настоящее тайное венчание! Я читала такую книгу, это было чудесно, я так плакала в конце!

Октав держался спокойно до безобразия, и Норма решила выплеснуть свое негодование на него.

– Своей самонадеянностью ты лишаешь меня выбора. Это же на всю жизнь!

– А ты за кого-то замуж собиралась? – парировал он. – Может, за того Сапфира, с которым танцевала на Воротах?

«Это он о Габриэле?!»

Она тут же вспомнила ощущение уязвимости, которое преследовало ее в присутствии Сияющего рыцаря и веселые подначки Леса. Норму передернуло.

– Да ни за что!

Октав вздохнул и потер веки.

– Учитывая сложившиеся обстоятельства и твою стойкую неприязнь ко мне, – медленно произнес он, – предлагаю рассматривать это как исключительно духовный союз ради общего блага.

Пимен покивал:

– Такое тоже возможно и будет иметь полную силу в борьбе со скверной. В писаниях благовестников описываются случаи, когда…

– Как же вы не понимаете! – вскричала Норма.

Нестерпимая обида охватила все ее существо. Она подобрала свой плащ и выскочила из дома епископа. Бездумно побродив вокруг полуразрушенной церквушки, она замерзла и вернулась в барак, где они ночевали. Девушка с младенцем куда-то пропала, а побитая спала крепко, изредка вскидывая руки, точно ей снился кошмар. Сгорбившись, Норма угрюмо наблюдала за ней сквозь темноту.

Разве планировала она выйти замуж? Стать кому-то парой до самой смерти? Завести свой дом, застелить полы коврами, а комоды – салфетками, как супруга Петра Архипыча, родить детей? Нет, ничего такого даже не приходило ей в голову. Норма не читала книг, какие любила Алевтина, чтобы мечтать о романтике, об отношениях мужчин и женщин больше знала по криминальной статистике, а единственным мимолетным примером на ее памяти стала Эвелина, связавшая свою жизнь с городничим. Но как служит Эвелина и как Норма? Госпожа интендант не покидает столицу, служит в Имперской ассамблее, что напротив дворца. Пишет важные бумаги, изредка ездит в монастырь, ведает распределением геммов. Посещает салоны и дни рождения. Норма же вынуждена по первому приказу бросаться в пучину непредсказуемых событий, в бой, один из которых непременно станет последним. Так возможно ли для нее обычное мирское счастье? Вряд ли.

Девица на дальней койке всхлипнула, повернулась на другой бок и затихла.

Взгляд Нормы опустился на соседнюю койку. Там, на тощем тюфяке, лежали золотой хронограф Октава и его монокль.

– Посмотри, – шепнула она, заслышав скрип двери и его приближающиеся шаги. – Это, видно, Лес оставил. А сам пошел на сеновал спать.

Турмалин присел напротив нее. Взял монокль и рассеянно повертел в пальцах.

– Ты говорил, его у тебя забрали, – кивнула Норма на стеклянный кругляш в серебряной оправе.

– Так и было, – бесцветно отозвался Октав, избегая смотреть ей в глаза. – Да, меня разжаловали, лишили возможности потрясать инквизиторской фибулой. Я действительно бросил монокль на стол и не рассчитывал, что смогу вновь пользоваться им. Константин вернул его мне перед отъездом сюда. Сказал: «Как ты можешь позволить себе оставаться безоружным и рисковать соратниками»… – Он сжал пальцы на оправе. – Но даже с ним слишком медленно! Будь у меня лишнее мгновение, если бы я только успел вытащить монокль в том тоннеле… нас бы не взяли в плен.

Октав глубоко сожалел – его свечение говорило об этом. А каждое слово было чистой правдой. Норма попыталась вспомнить, чтобы он хоть раз попытался обмануть ее, ввести в заблуждение, – и не смогла. Каким бы он ни был порой грубияном, а более надежного парня она не встречала.

Поджав губы, Норма протянула ему ладонь:

– Давай… будем союзниками? Перед серафимами, против зла. Сейчас и… потом тоже.

Он поднял на нее лиловый взгляд. Насупленный, несчастный, глубоко в себе разочарованный.

– Я согласна, – пояснила Норма, закатив глаза. – Но мы будем об этом молчать.

Октав, не говоря ни слова, пожал ее руку, но в его сияние просочились оттенки летнего заката. Норма не могла их истолковать, однако сочла добрым знаком.

– Серафимы, я так счастлива! – ворвалась в барак взбудораженная Алевтина Кондратьевна. – Ну точно как в романе!

Она явно подслушивала и теперь не могла сдерживаться.

– А могу я побыть свидетельницей на венчании? – тараторила она. – Ой, у меня где-то косыночка была с кружевами, сейчас тебе повяжем…

Следом за ней зашел Пимен. Он, в противовес бурным чувствам коронера, сохранял невозмутимость, граничащую с обреченностью.

– Разумеется, без свидетеля венчание невозможно.

– Ой! – вдруг округлила глаза Алевтина и всплеснула руками. – А я-то…

– Заткнитесь уже! – рявкнула девица с дальней койки и накрыла голову комковатой подушкой.

Алевтина продолжила громким шепотом:

– А мне-то что делать? Меня демон тоже касался. И я его очень даже потрогала. В исследовательских целях, конечно же, – добавила она серьезно.

Пимен слегка улыбнулся и положил ей руку на макушку:

– Вижу, твои намерения чистые, а разум ясный. Пусть они остаются такими, пока не встретишь своего человека. Это может случиться очень скоро.

– Или я встречу деменцию в «Доме радости», – легкомысленно захихикала коронер. – Я уже старая дева, даже родные ни на что не надеются. Мне не страшно, Ваше Преосвященство.

Епископ покачал головой, но больше ничего ей не сказал. Только велел прийти в храм через полчаса.

Октав куда-то ушел, а Алевтина принялась суетиться у саквояжа с вещами в поисках той самой «косыночки», приговаривая, как все это романтично, как волнительно. Особенно тайна, окружающая это событие. А Норма наблюдала за ней, прокручивая в голове одну-единственную мысль: «На что же я подписалась?»

* * *

Они переплели пальцы, стоя перед алтарем. Ладони потели у обоих, но размыкать руки было нельзя. Не тогда, когда Алевтина держала над их головами простые медные обручи, украшенные бирюзой и перламутром, а Пимен ходил кругами и читал священные обрядовые слова. Норма закрыла глаза и рвано выдохнула. Сердце билось, как пламя многочисленных свечей на задувавшем в церковь сквозняке. На Турмалина она боялась смотреть.

Кажется, он говорил, что припомнит ей шантаж его мирским именем. В тот день его нянюшка еще назвала Норму его невестой.

«Угадала твоя нянюшка, Карлуша», – мысленно хмыкнула она, но тут почувствовала ободряющее пожатие и покосилась на Октава.

Тот слегка улыбался.

* * *

Нос что-то кололо и щекотало. Сморщившись, Лес чихнул во всю мощь своих легких. Щекотка повторилась. Он отмахнулся и попытался перевернуться, но тут его несильно пнули в голень.

– Просыпайся.

Лес резко сел в сене и распахнул глаза. Он проделал это так быстро, что успел заметить, как Октав выкидывает соломинку. Яшма хотел было шутливо отругать его за такую диверсию, но вдруг