Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

– Убивать будем не мы, а льуку!

– Ну да, формально смерть наших соплеменников будет на их совести! Но неужели ты рассчитываешь снять с себя ответственность, прибегая к подобным уверткам? Нельзя разорвать цепь причинно-следственной связи, когда результаты наших решений столь очевидны. Если мы не уступим, то льуку исполнят свою угрозу. Ты хочешь, чтобы сотни закованных в кандалы дочерей смотрели, как их матерей сжигают заживо, дабы удовлетворить извращенные представления льуку о победе? Хочешь, чтобы тысячи отцов утонули, а их сыновья стали для варваров живым щитом? Должно ли гипотетическое счастье миллионов наших пока еще не рожденных соотечественников перевесить гибель и страдания тех, кто уже обитает в подлунном мире?

Дзоми мысленно вернулась в тот миг, когда беспомощно смотрела на свою мать, сжигаемую огнем гаринафинов на перевале Надза. Чего бы, кажется, она только не отдала за то, чтобы Куни Гару сдался минутой ранее и ее матери сохранили жизнь! Перед глазами у нее все поплыло, слова застряли в глотке, а из горла вырвался только гневный стон.

Джиа некоторое время молча наблюдала за происходящим, а затем произнесла:

– Поти Маджи поведал нам историю о том, как Кон Фиджи скупил однажды всю рыбу у рыбака, вернувшегося из моря…

Члены Тайного совета поначалу слегка растерялись. Но затем стали внимательно слушать, ибо знали, что императрица ничего не станет рассказывать просто так, без причины.

– Вся рыба в бочке была еще жива. Кон Фиджи подкатил бочку к краю моря, перевернул ее и стал смотреть, как рыбы скользят по воде и уплывают прочь.

Зеваки показывали на старика и потешались над его глупостью.

«Учитель, вы напрасно думаете, будто спасли их, – сказал Поти Маджи. – Это морские окуни, известные своей медлительностью и тугодумием. Стоит только рыбаку выйти в море, и он снова без труда их переловит. Глядите, он уже готовит лодку и сеть».

«Тогда я подожду его возвращения, чтобы выкупить рыб снова», – заявил Кон Фиджи.

«Но зачем?» – спросил Поти Маджи.

«Быть может, рыбак задумается и перестанет жить убийством. Или же кому-то из окуней удастся улизнуть. Будущее полно возможностей».

Поти Маджи покачал головой:

«Учитель, даже если этот рыбак и оставит свое ремесло, кто-нибудь другой непременно займет его место. Даже если какие-то рыбы и уплывут, других все равно поймают».

Кон Фиджи улыбнулся и с чувством обнял Поти за плечи:

«Я знаю, что ты прав, но не могу поступать иначе. Такова моя природа».

Позднее Поти Маджи написал в своих комментариях к «Трактату о нравственности» следующее:

«Единственный Истинный Мудрец верил, что в сердце любого человека, от самого закоренелого преступника и до самого возвышенного философа, от трехдневного младенца и до старика на смертном одре, всегда таится зерно сострадания и стремления к добру. Он допускал, что его поступки могут иногда выглядеть глупыми или опасными, однако при этом всегда стоял на своем и никогда не терял оптимизма. Следуя принципам морализма, мы стремимся переменить природу человека так, чтобы она стала ближе к природе Мастера».

Закончив свой рассказ, императрица Джиа выжидающе воззрилась на министров.

– Льуку злы и жестоки, но мы не вправе позволить ненависти овладеть нашими сердцами, – сказал Кого Йелу. – Если мы продолжим наступление, не думая о судьбе находящихся под властью варваров соотечественников, то наши руки будут запачканы пролитой кровью. Льуку имеют перед нами преимущество – это преимущество крысы, в которую человек не рискует бросить туфлей, опасаясь разбить хрупкую вазу, за которой спряталась тварь. У нас нет иного выбора, кроме как смириться. Поступить иначе было бы противно нашей природе. На войне мы обязаны сопротивляться порыву уподобиться своим врагам.

Когда началось голосование, Дзоми воздержалась. Подавляющее большинство присутствующих высказалось за мир.

– Благодарю вас, повелители Дара, – с облегчением промолвила императрица Джиа. – Пусть печать Дара будет движима состраданием к людям.

Глава 28

Какова цена поражения?

У берегов Руи, близ Крифи, восьмой месяц одиннадцатого года правления Сезона Бурь и правления Дерзновенной Свободы

Фиро еще раз перечитал послание из Пана.

– Это, должно быть, ошибка, – сказал Пума Йему. – О каком перемирии может идти речь?

– Видимо, льуку, воспользовавшись полученной передышкой, у меня за спиной послали делегацию в Пан.

– Но почему?

Фиро расхаживал по шканцам города-корабля.

– Принесите мой походный стол для письма. Я обращусь к Дзоми Кидосу за разъяснениями. Мне нужно знать, что там наврали льуку. Еще не поздно исправить ситуацию.

Тут подбежал адъютант и доложил:

– Ренга, посол императрицы сообщил всем военным наблюдателям о заключении перемирия. Среди солдат и офицеров царит смятение.

Фиро вздохнул и распорядился:

– Немедленно вызвать на совещание всех командиров и наблюдателей. Нельзя допустить падения боевого духа.

– Что это? – спросил Пума Йему, указывая на приближающийся с юга воздушный корабль.

– Похоже на еще одно имперское посыльное судно. Быть может, что-то прояснится.

– Лично я в этом сильно сомневаюсь, – сказал Пума Йему, качая головой. Грива седых волос и белая как снег борода придавали ему сходство с летящим по ветру зонтиком одуванчика.

Тем временем в Пане

Дзоми никак не удавалось сосредоточиться.

Пока Кого Йелу сочинял от имени императрицы Джиа манифест, извещающий народ Дара о временном перемирии с льуку, Дзоми Кидосу в преддверии нового мирного договора, который вскоре предполагалось заключить, велела подготовить исчерпывающее досье. Она собирала выдержки из последних докладов «предусмотрительных» о положении в Неосвобожденном Дара (сведения эти были основаны на допросах беглецов, разведданных, полученных от пиратов, и наблюдениях Фиро во время битвы возле острова Полумесяца) и прикидывала, как все это можно обратить в свою пользу.

Сами по себе переговоры с льуку уже воспринимались как полное и безоговорочное поражение. Ей оставалось только догадываться, что испытает Фиро, когда эти новости дойдут до него. Стоило ли ради подобного исхода прилагать такое количество усилий и приносить столько жертв?

Взбешенная данным ей поручением, Дзоми также без конца отвлекалась, вспоминая о странном поведении императрицы Джиа во время приема Ноды Ми и последующих дебатов Тайного совета.

Аргументы премьер-министра звучали убедительно, но секретарь предусмотрительности не могла отделаться от мысли, что между ним и Джиа существует некое тайное соглашение.

«Что имела в виду императрица, говоря о склонности пускать в ход Милость Королей? И что за имение купил некогда на Руи Кого Йелу?»

Их обмен репликами казался Дзоми лишенным смысла, и в конце концов она выбросила эти мысли из головы. Сейчас не время для сомнений, нужно разобраться с донесениями. Перемирие уже заключили, от