Геммы: комплект из 2 книг - Анна Коэн

поприветствовала их хозяйка, – благодарю за визит. Мы с Катериной Андреевной как раз обсуждаем этот вопиющий случай. Слава Диаманту, что он слышит наш плач! – патетически заключила она и сложила руки крыльями на груди.

«Интересно, это Кате привиделось, что нужно сюда прийти, или папенька подсказал? Он же водит дружбу с Бернотасом», – прикинула Диана, но тут же махнула на это рукой и спросила:

– Так я присяду? О, еще чашечка есть?

– Разумеется, мы ведь вас ждали, – улыбнулась графинюшка и подала Дусе знак разлить еще шоколат. Видать, она принесла его сюда как гостинец.

Илай почтительно остался стоять.

– Не затруднит ли вас еще раз поделиться подробностями недавних событий? – попросил он.

Баронесса захлопала ресницами, демонстрируя силу переживаний:

– Это был кошмар, воистину кошмар! Анатолий рисовал для нашей семьи почитай двенадцать лет. Бывали у него и выставки и вернисажи, мы никаким творческим изысканиям не препятствовали. Просторная мастерская на солнечной стороне – в каждом из наших домов. Лучшие кисти, холсты, любые краски – а они стоят немалых денег. Полный стол, одежда на всякий сезон, – перечисляла она, а Диана, попивая шоколат, не могла оторвать взгляд от коричневой полоски над ее капризно изогнутой верхней губой.

– Но потом Анатолий начал проявлять странности, – деликатно подтолкнула ее Катерина, которая уже слышала эту историю.

– Да, и какие! – подхватила баронесса. – Около полугода назад он перестал пускать горничных в его комнаты – спальню и мастерскую. Отрастил гриву, начал заплетать ее в какие-то дикарские косицы. Мы, грешным делом, думали, пьет, но от него ничем, кроме красок, не пахло. А потом, незадолго до возмутительного события, – она понизила голос, – мой муж увидел… гриб!

Диана фыркнула в чашку, но под взглядом Илая выпрямилась и прочистила горло.

– Гриб? В смысле сыроежку или подберезовик? И где?

– Не берусь судить о разновидностях, – чопорно заявила хозяйка, – но в любом случае ему было не место на шее живого человека.

– Вы хотите сказать… – протянул Илай.

– Он рос прямо из кожи, как какая-то бородавка! – Баронесса глубоко и весьма страдальчески вздохнула и промокнула уголки глаз. Шоколатные усы остались на месте.

Геммы переглянулись. Судя по всему, озарение не настигло пока никого из них. Дуся казалась безучастной, хотя наверняка ловила и запоминала, как водится, каждое слово.

– Допустим, – сказал Илай. – А что насчет того самого «возмутительного события»? Что именно произошло?

– Картина! О, к слову, вот ее и несут. – Баронесса подняла голову и махнула платочком, подавая кому-то знак.

Диана обернулась и увидела, как четверо лакеев, возглавляемые высоким, одетым в бархатный халат, господином, пытаются протолкнуть в дверной проем огромное полотно в раме.

– Мы могли бы посмотреть ее в мастерской, – заметила Катя, на что хозяйка покачала головой:

– Ах нет!

– Мы убрали ее подальше, – пояснил господин, судя по всему, муж баронессы, – чтобы вскорости неприметно сжечь. Мастерскую изучите после.

Полотно, укрытое белой тканью, водрузили на заблаговременно принесенную подставку. Геммы подошли ближе, и барон сдернул завесу.

– Не могу это видеть. – Хозяйка прикрыла глаза тыльной стороной ладони и откинулась на спинку щеголеватого кресла.

Ну, посмотреть там определенно было на что. Краска, положенная густыми мазками, бугрилась, создавая объем. Художник использовал множество оттенков лилового, коричневого, розового и бежевого. Но больше всего здесь было красного во всех его проявлениях. Прищурившись, Диана оценила блики, из-за которых изображение казалось очень мокрым и чуть ли не живым. Хотя это, конечно, спорно.

Илай с Катей молчали, разглядывая этот монументальный труд.

Диана потерла подбородок и щелкнула пальцами, наконец сообразив:

– Это же бараньи кишки! Да так подробно…

Хозяйка всхлипнула, а ее супруг свел брови на переносице:

– Совершенно верно. А должен был быть семейный портрет с нашими тремя детьми, для которого мы позировали два с лишним месяца! И представьте реакцию моей тещи, которую пригласили на демонстрацию.

– Бедная матушка, – едва не плакала баронесса. – Ей стало плохо с сердцем!

– А этот неблагодарный подлец удрал. – Господин Ковригин стиснул не самый внушительный кулак и погрозил кому-то невидимому. – Я с него шкуру спущу!

– Да, нехорошо получилось, – признала Диана и колупнула краску. Полностью засохшую, несмотря на жирнющий слой. – Когда это произошло?

Хозяева наперебой стали вычислять, поминая именины каких-то родственников. В итоге у них вышло, что с пропажи минуло две недели. К Бернотасу они обратились не сразу, а только когда услышали от знакомых схожую историю.

Баронесса так распереживалась, что предпочла остаться в гостиной, а барон с одним лакеем сопроводили их на верхний этаж, где и располагались комнаты семейного художника Анатолия.

– А расскажите побольше про ту бородавку, – попросила его Диана. – Ну, в форме гриба.

Барон пробормотал что-то невнятное вроде «если бы бородавка».

Лакей вскрыл первую комнату. Огромные окна с восточной стороны особняка должны были заливать ее потоками яркого солнечного света, как известно, необходимого художникам. Но они зачем-то были криво заклеены листами красной бумаги, отчего мастерская приобрела странноватый вид.

– Здесь не помешала бы уборка, – заметила Дуся, окинув пространство профессиональным взглядом. Барон покосился на нее, как будто недоумевал, отчего прислуга вообще открывает при нем рот.

– Не хочу даже заходить туда, – заявил хозяин, оставшись на пороге. Вид у него был бледноватый, а запах – горький. – Когда вы закончите, я велю все здесь уничтожить.

Геммы и голем же без опаски углубились в просторную комнату.

При монастыре одно время работал скульптор – резчик по дереву. Он делал статуи серафимов и вечно что-то стругал, ковырял, полировал. Пока он возился с древесиной, перламутром и позолотой, Диана иногда подсматривала за ним в окошко выделенной ему кельи. Когда мастер взялся за пропитки и лак, находиться рядом стало невозможно из-за ее нюха. Но Малахит никогда не видела мастерских художников, чтобы понять, что именно здесь неправильно. Тогда она обратилась к графинюшке:

– Ты же рисовать любишь?

Катя кивнула. Сегодня ее скулы и лоб украшала тонкая вязь алых белоборских узоров. Брат тут же влез, явно желая угодить своей ненаглядной:

– Я, кстати, тоже люблю.

– Ты черкаешь грифелем в блокноте на коленке, – отмахнулась Малахит. – Я имею в виду по-настоящему, красками.

– Для меня это было одной из немногих отдушин в Алласе, – пояснила Катя с улыбкой.

– Тогда тебе и судить – что здесь не так.

Катерина обошла мастерскую кругом.

Барон из дверей громко осведомился, не нужны ли господам геммам канделябры. Когда они вежливо отказались, вовсе скрылся из виду.

– Ну, – начала графинюшка задумчиво, – кроме отсутствующего света, краски хранятся странно – в ведрах. К тому же они безнадежно засохли. Никогда такого не видела. В остальном нет ничего необычного – каждый художник волен подлаживаться под свою музу, какой бы она ни была.

Илай непонимающе нахмурился, и она пояснила:

– Так мудрецы Скафоса называют воплощенное вдохновение. Часто его представляют в образе прекрасной женщины.

– Твой прапрадед называл это «копытом по лбу», – вставила Дуся, – а потом шел к кузнецу с очередной бредовой идеей.

Диана покопалась в груде набросков на столе у окна. В самом низу она нашла изображения фруктов и какой-то посуды, в середине было много чего перечеркнутого, что не разобрать, а наверху были сплошь какие-то слизняки, бесформенные медузы, те же кишки и черепа животных в разных вариациях…

– А это могла бы быть муза? – спросил Илай из другого угла мастерской. – Поглядите-ка.

Они приблизились и увидели натянутый на подрамник холст. В его центре красовался настоящий портрет молодой женщины. Пожалуй, она была слишком… диковинной, чтобы назвать ее красивой. Раскосые, широко посаженные глаза, крохотный нос, кожа отливает зеленым, а развевающиеся волосы меняют цвет от ярко-желтого до красного на концах. Талия такая, что двумя пальцами можно обхватить, а бедра и грудь на зависть крепкой молочнице. Не иначе как придумал ее, свихнувшись. Диана принюхалась: в отличие от картины внизу, эта была куда свежее. Видимо, ее беглый Анатолий написал последней.

– Это мы забираем, – решил Илай.

– Разглядывать будешь? – съехидничала Дуся.

Брат возмутился:

– Вообще-то как доказательство…

Диана достала кортик, аккуратно срезала холст с подрамника и свернула трубочкой. Заодно прихватила несколько самых последних набросков.

Дальше они отправились в спальню художника. Она, в отличие от мастерской, была совсем крохотной, каморка, да и только. Углы этой