Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

лабиринта. Зимой пойманная в трещины вода обращалась в лед, и целые склоны и отроги обрушивались, подобно небольшим айсбергам. Терпеливый скульптор, коим является природа, обратил эту область в необитаемый мегаполис с монументальной архитектурой: громадные, как радуга, арки, при виде которых захватывает дух; отвесные мосты размером с города-корабли; выступы и шпили, наводящие на мысли о чудовищах конца Пятой эпохи человечества; величественные сооружения, вздымающиеся ввысь, подобно колоннам разрушенных храмов, возведенных героями-великанами для неведомых богов.

Перемежающийся ландшафт, одна часть которого была открыта лучам безжалостного солнца, а другая вечно находилась в густой тени, создавал тысячи миниатюрных климатических зон, каждую площадью всего в несколько миль. Если на обожженном солнцем склоне человек чувствовал себя как посреди пустыни Луродия Танта, то стоило лишь ему преодолеть несколько сот футов, и он, оказавшись в одной из пещер, слышал журчание солоноватого ручья и видел, как из скальных стен растут сосульки, похожие на ледяные цветы Пастбища Нальуфин.

Эти удивительные различия усугублялись тем, что бесплодные пустоши, так же как и непосредственно прилегающие к ним области степи, круглый год продувались непрекращающимися сильными ветрами, которые самым непредсказуемым образом меняли направление. Восходящие и нисходящие потоки, смерчи, вихри, торнадо… Пожалуй, во всем Укьу-Гондэ нельзя было найти более сложного и неподходящего места для полетов – как птиц, так и гаринафинов.

Если смотреть на бесплодные пустоши Кладбища Костей с высоты, то они напоминают скелет некоего исполинского мифического существа, иссохшая кожа которого находится уже в последней стадии тления. Однако название свое этот регион получил по иной причине.

Десять тысяч воинов-льуку под началом Тово Тасарику шли по скованной морозом степи.

– Тен дьудьу купэруна? – вопрошал тан, чтобы поддержать дух подчиненных.

– Льуку кьо, – отвечали те вразнобой, без особого воодушевления.

Воины, закутанные в густые меха, передвигались тяжело и неуверенно, их настроения были такими же разными, как пестрые штандарты и разномастное вооружение. Это больше уже не была профессиональная армия пэкьу Тенрьо, сплоченная идеей завоевания, или верная гвардия пэкьу Кудьу, готовая раздавить в зародыше любой мятеж. Войско Тово представляло собой, скорее, скопление разбойничьих шаек, временно объединившихся ради общей добычи, где каждый командир признавал авторитет Тово потому лишь, что доверял ему немного больше, чем соседу.

Тово понимал, что не имеет права на неудачу. Победа упрочит его положение, тогда как поражение погрузит льуку в пучину междоусобной войны, из которой им уже не выбраться. Донесения разведчиков несколько обнадеживали. Постоянные облеты Кладбища Костей свидетельствовали о том, что, хотя уже минуло семь месяцев (а за такое время хаос, воцарившийся среди льуку, должен был воспламенить в агонах желание сбросить иго захватчиков), мятежники Тэры по-прежнему уступали противнику числом и занимали невыгодное положение.

Отсутствие у повстанцев существенного количества гаринафинов красноречиво говорило о том, что претензии Тэры на титул пэкьу агонов не нашли поддержки среди вождей разрозненных племен. Наверняка большинство агонских вождей, не менее подозрительно относящихся друг к другу, чем таны льуку, памятуя о суровых расправах со стороны Тенрьо и Кудьу, решило выждать и посмотреть, чем обернется мятеж Тэры, а уж затем выбрать, на чью сторону встать. Кладбище Костей стало приютом для весьма разношерстной компании: здесь собрались освобожденные рабы дара, молодые агонские воины, которым нечего было терять, и их союзники из ледовых племен.

Тово поклялся добавить кости бунтовщиков к знаменитым белым насыпям, видневшимся в основании многих утесов Кладбища Костей. Он станет вторым Тенрьо, объединит и спасет народ льуку.

– Тен дьудьу купэруна? – снова выкрикнул Тово.

На двадцатый день после выхода из Татена орда льуку достигла границы Кладбища Костей.

Припорошенная снегом земля выглядела как свежая гаринафинья шкура, натянутая поверх кактусового барабана, предназначенного для повествовательного танца. Это была идеальная сцена, чтобы запечатлеть новый голос в перевспоминаниях Укьу-Гондэ.

Стена густого дыма поднималась в небо, закрывая обзор, словно портьера. Хотя в разгар летней засухи степные пожары возникали часто, посреди зимы дым этот явно был делом рук человеческих. Горела длинная линия из навозных куч и костей, и бурый смог от костров не позволял разглядеть ничего, что лежало дальше. Поддерживать эту завесу в условиях постоянно меняющегося ветра было задачей непростой.

Костры жгла армия мятежников, числом примерно в тысячу копий. По сравнению с десятью тысячами льуку мятежники, частью совсем юнцы, частью уже старики, все плохо экипированные, выглядели шайкой безобидных танто-льу-наро, греющихся у огня, и не представляли собой никакой угрозы.

«Что они задумали? – гадал Тово. – Надеются таким образом создать иллюзию, что у них намного больше бойцов, чем на самом деле?»

– Тен дьудьу купэруна? – опять гаркнул он.

– Льуку кьо! Льуку кьо! – Ответ прозвучал мощно, слаженно, кровожадно. Воины застучали древками о землю, от их криков и оглушительного грохота кровь стыла в жилах.

Тово осклабился, приободренный. Ничто так не поднимает боевой дух, как созерцание пребывающего в плачевном состоянии врага. Единый боевой клич льуку вселит ужас в сердца мятежников, и те, возможно, даже сдадутся без боя.

Как ни странно, но при виде шумной орды льуку повстанцы не выказывали никаких признаков страха, хотя они явно уступали числом (как людей, так и гаринафинов) и вряд ли были готовы сражаться. Бунтовщики продолжали поддерживать костры: подбрасывали топливо, раздували дым, сгребали золу. Они вели себя так, словно сохранение дымовой завесы – самое важное дело на свете, и совершенно не обращали внимания на льуку.

Порывистый ветер продувал поле, вздымая снежные воронки. Стена дыма колебалась, становилась все темнее и гуще.

«Что находится за ней?»

Тово подумалось, что стоило загодя выслать разведчиков на гаринафинах: тогда бы он лучше понимал, что сейчас происходит. Но в последние дни гаринафины по его указанию оставались на земле и шли рядом с пехотой, чтобы не выдать повстанцам местонахождение армии.

Орда льуку, сообразив, что попытка деморализовать врага провалилась, недоуменно роптала.

Тово предпочел бы провести более тщательную разведку, хорошенько все выяснить и проверить. Но он знал, что боевой дух подобен морю и его приливы и отливы определяются факторами более могущественными, чем воля отдельного полководца. Действовать нужно было прямо сейчас.

Тан стиснул зубы и при помощи сигнального копья отдал приказ поднимать гаринафинов. Он знал, что лучший способ сделать неизвестное известным – это испытать и попробовать. Тово сознавал свое превосходство в воздухе и делал на него ставку.

Правда, сам он, вместо того чтобы взлететь на одном из гаринафинов, предпочел остаться на земле. Потеря левой руки ограничила его способности как наездника. К тому же разве мало он сделал во имя льуку? Пришло время другим брать на себя риск.

Тем не менее Тово распорядился, чтобы