Морфир Бьёрн - Тома Лавашри

class="p1">Мы быстро добились прогресса. Через три дня мы с Гуннаром уже могли оставаться под водой 230 секунд, а Сигрид – 250. Мы полагали, что уже сможем доплыть до конца коридора, до места, где он поднимается куда-то в неизведанное, и вернуться.

Мы провели этот эксперимент сразу, как проснулись, после серии дыхательных упражнений, которые сами придумали. Помню, что по пути мы догнали нескольких отставших лососей, в том числе самок, настолько набитых икрой, что, казалось, они вот-вот взорвутся.

В конце пути нас ждало разочарование. То, что мы приняли за подъем, оказалось на самом деле выгнутым сводом.

«Но откуда же приплыли лососи?» – в ярости думал я.

Мы собирались уже развернуться, так ничего и не поняв, когда Сигрид показала пальцем на свод над нашими головами. Там открывался вертикальный колодец, узкий и темный.

Заплывать туда было огромным риском, ведь если колодец не выведет быстро на воздух, нам уже не хватит времени, чтобы добраться обратно. Мы не были уверены и вернулись.

Но как только мы вышли из воды, мы сразу пожалели, что не поплыли дальше.

– Потренируемся еще несколько дней, – предложил я. – Увеличим время, которое можем проводить под водой.

– А потом? – спросил Гуннар.

– А потом доплывем до того лаза, и будь что будет. Утонем так утонем.

– Согласна, – тут же выпалила Сигрид.

– Согласен, – сказал и Гуннар.

От этого решения на душе у нас воцарилось полное спокойствие, понятия не имею почему. Поговорить ли об этом с родителями или уплыть по-тихому? Я считал, что лучше всё рассказать, но в последний момент. Не можем же мы вот так исчезнуть, не попрощавшись.

– А если они не захотят нас отпустить? – встревожилась Сигрид.

– Мы все равно уплывем, – не задумываясь заявил Гуннар.

В эти незабываемые дни, последние, что мне суждено было провести в пещере, мы устраивали целые пиршества, поедая сухопутных лососей. Особенно вкусной оказалась их икра. Если верить Ари, в животе у толстой самки могло быть тридцать тысяч икринок и даже больше. Я не считал, но думаю, что умял трижды по тридцать тысяч.

Ари подмешал икру к еде Дизира, состоявшей из рыбного пюре и измельченных ящериц.

Полутролль, измученный лихорадкой, разжевал несколько десятков икринок, даже не заметив. Они оказали удивительное действие.

– Еще, – сказал он, открывая глаза.

Ари забросил ему в рот полную горсть крохотных прозрачных шариков.

– Еще, – повторил полутролль.

Это продолжалось довольно долго. Наконец Дизир заснул с улыбкой, впервые перестав дрожать и стучать зубами.

– Вот это новости, – обрадовался вымотанный Ари.

Проснувшись, Дизир разинул рот, даже не успев открыть глаза. Еще! Он хотел еще! Его буквально пичкали икрой, и так продолжалось три дня.

На четвертый он сел, прислонился к скале и уже сам продолжил отправлять в рот ложку за ложкой.

– Бозбращаюсь г жизни, – повторял он, не переставая жевать.

На пятый день между двумя приемами пищи он вдруг стал нюхать воздух вокруг себя.

– Пахнет тухлыми яйцами, – объявил он.

– Я бы сказал, скорее, прогоркшим маслом, – уточнил Ари.

– Стоячей водой и дохлой рыбой, – возразила Сигрид.

– Чдо эдо дагое? – спросил Дизир.

Я не мог удержаться от смеха.

– Это ты сам, дружок, – сказал Ари. – Это твой запах тролля. Он немного ослаб, пока ты болел, но сейчас возвращается в полной мере, черт возьми!

– Я его дигогда раньше не чубсдбобал, – признался Дизир.

И он с удовольствием понюхал свою ладонь, а потом предплечье.

На шестой день Дизир мог твердо стоять на ногах – впервые после нападения ледяного воина. Он повернулся к моему отцу.

– Хозяин, я быздоробел, – начал он взволнованным голосом. – Дбой берный Дизир бобедил знежный яд… Можно мне боказадь сбою радость, изболнидь данец и бесню?

Отец невольно улыбнулся, услышав такую просьбу.

– Танцуй, друг мой, – благожелательно ответил он.

И Дизир станцевал. Он даже маму подхватил и помчал в тролльской пляске бурре, которую некогда называли «тролли-волли».

Он увлек маму в тролльской пляске

И еще Дизир спел жалобную народную песню, популярную среди физзландских полутроллей:

А у нас ля-ля

А у нас ля-ля

Чистая душа

И дубина хороша.

Бедный полутролль,

Жизнь – сплошная боль!

Мы от папы-тролля

С человеко-мамой

Или мамы-тролля

С человеко-папой.

Как же полутроллю

Сжиться с этой ролью?

Бедный полутролль,

Жизнь – сплошная боль!

Припев мы пропели все вместе, Сигрид вытащила меня танцевать, а третьей парой были Инге и Лала. Внезапно к нам вернулась беззаботная радость прежних дней.

А у нас ля-ля

А у нас ля-ля

Чистая душа

И дубина хороша!

Праздник был прерван обрушившимся на наши головы градом камней. Пастух Друнн, высунувшись из-за выступа, швырял в нас камни и вопил как оглашенный:

– Не нравится! Не нравится!

Нам пришлось спасаться бегством, но все хохотали до упаду. Приятное воспоминание.

На следующий день мы объявили о нашем плане побега. Маму такая перспектива сильно расстроила, но она промолчала. Реакция отца была еще более неожиданной.

– Я не даю вам своего разрешения, но понимаю хорошо, – изрек он.

Чем не способ сообщить о своем согласии, которое нас порадовало, хотя мы заранее решили, если что, обойтись и без него.

Дизир удивил нас не меньше, объявив о твердом намерении нас сопровождать. Он был отличный пловец (полутролли вообще здорово плавают), и я увидел, что его участие немного успокоило моих родителей.

– Когда отправляемся? – спросил Дизир.

– Вместе с лососями, – ответил я.

Потому что у меня созрела идея.

18

Отплытие

Мы заметили, что лососи очень возбуждены. Нерест у всех самок уже миновал, и момент отплытия, долгого возвращения на неведомый остров далеко в океане, приближался.

Вспоминая свое вынужденное погружение на дно озера, когда черная рыба утянула меня за собой, я задумал повторить этот опыт, но по-другому.

Самые крупные самки лосося достигали в длину полутора метров. Освободившись от икры и пробудившись от того естественного оцепенения, которое возникает при нересте, они должны были превратиться в отличных пловчих, быстрых и мощных. Почему бы не воспользоваться этим и не прицепиться к их хвостам?

Я попросил Ари сплести нам четыре веревки покрепче с затягивающимися узлами. Нетронутую шевелюру теперь сохранил только один из нас, это был пастух Друнн. Мы попытались убедить его пожертвовать частью волос – напрасный труд. Он ответил нам градом камней. Думаю, он даже не понял, чего мы от него хотим.

Момент отплытия приближался

Мы выждали, когда он уснул после еды, и напали. Мы с Дизиром держали Друнна, Ари, вооружившись ножом, который мне подарил Гуннар, отсек ровно столько волос, сколько было нужно, ни пядью больше.

– Не нравится! – орал бедный Друнн.

Вспоминая этот эпизод, я всегда чувствую легкие угрызения совести. Но у нас не было выбора.

Самая крупная самка лосося все время держалась чуть поодаль, остальные рыбы, даже постоянные обитатели озера, угри и прочие, явно ее избегали. По мнению Ари, она была царицей сухопутных лососей, и именно ей предстояло подать сигнал к отплытию.

Обычно она вела себя очень спокойно, но теперь стала как-то больше двигаться, махать хвостом, без видимой причины открывать и закрывать рот.

Мы следили за ней по очереди, и я мог полюбоваться талантом пловца, которым обладал полутролль Дизир. На суше он двигался так неуклюже, зато плавал грациозно, будто тюлень. Но самое удивительное, что без всякой тренировки он мог провести под водой в три раза больше времени, чем Сигрид.