Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева

леса, закипела в реках вода, вот-вот вся Земля сгорит. Понял бог солнца, что погибнут люди, если упадет на землю Огненный олень. Снял он тогда с себя парку и прыгнул на буси, накрыл ее своей курткой. Вместе упали они и разбились. А Огненный олень Тагу вернулся на небо и продолжил там за своим братом, Ледяным оленем Багу, спокойно след в след ходить.

Так было и так будет. Снова и снова будут гнаться три брата за Матерью мира, чтобы Анарта родился в чертоге богов. Ведь боги умирают, как и люди, но появляются заново, был бы только тот, кто сможет их узнать. Поэтому нужны камы. Камса говорила: мы для людей нужны, чтобы требы творить, для богов нужны, чтобы их по миру водить. Без камов плохо было бы всем: и богам, и людям. Даже за рекой, в Буни нельзя без кама, поэтому камы есть во всех трех землях: у людей – мы, за рекой – камса мертвых, у богов – Матерь мира.

Кам от человека и бога отличается: над ним не властно течение реки Сэгэде, он против него во все стороны ходит, в любые чертоги по своей воле попадает. Люди и боги никогда не встречаются, но все после смерти уходят в Буни. У камов не так. Кам рождается среди людей. Потом идет за реку – вроде бы как обычный человек. Но кам из Буни не может больше там оставаться, если новый пожаловал. Поэтому он идет дальше. А дальше что? Дальше по кругу: чертог людей – Буни – чертог богов, – вот круг Вонга, идешь в лес, помяни его имя. И камы ходят по нему, как привязанные к столбу олени. Родились среди людей – пошли за реку – родились среди богов. Спрашиваешь, куда девается кам потом, когда круг кончен? Чу, глупая Волла! Я не спрашивала, и ты не спрашивай! Не все нужно знать.

Кам родится среди людей, как простой человек, дурак дураком, Волла Воллой. Но потом начинает видеть богов, а кто-то и мертвых – говорят, такие тоже бывают. Если нового кама вовремя не поймать, как оленя в силки, не обуздать и не объездить, он много бед принесет и людям, и себе. Вот и я чуть себя не погубила. Потому дело живого кама – найти кама нового. Не хочет этого живой кам, конечно, ведь это значит, что скоро ему за реку идти. Но закон прост: в каждом чертоге – один кам. Появился новый, и все приходит в движение по кругу: старый кам идет в Буни, кам из Буни идет к богам, а Матерь мира куда? Чу, опять ты за свое! Не зли меня, Волла! Не нужно лишних вопросов.

Вот так и со мной было: Камса долго не хотела видеть, признавать не хотела, что я тоже кам, что я уже вместе с ней в одном мире живу. Но как я к богам стала попадать и Матери обо всем рассказала, не могла больше она закрывать глаза: пришлось ей меня у Пырра забрать, обучением моим заняться, а самой собираться за реку.

– Проблем много с тобой, – ворчала Камса, орудуя хореем, когда увозила меня от Пырра. – Зачем влезла в змеиную траву? Зачем Матери жаловалась? Все равно я бы тебя забрала, никуда бы ты не делась.

– Я не нарочно. Я…

– Но, ладно. С тобой разобрались. Другое, похуже есть. Камса из-за реки приходила: хели ушли. Целая семья. Будем теперь их искать. Хели просто так не уходят. Угнал кто-то, значит.

Хели – дикие твари, ярые. Только камы из Буни могут ездить на них. Кто же мог бы их угнать?

– Кто может угнать хели? – спросила я. – Кто на такое решится?

– Глупости-то не спрашивай! – оборвала меня Камса и закричала – не мне, а оленям: – Пырра! Пырра! – и полетели мы дальше, в начинающуюся метель.

Или не было метели? Нет, не было. Камса летом меня забрала, по́зднее, но все же еще лето было. Гнус сошел, тундра краснела. Олени жирные ходили. Метель позже кружила, когда Камса оставила меня – я уже давно в ее доме жила, и она меня учила всему, что камса уметь должна.

Учила, да не доучила. Ушла в ту метель. Ушла искать хели, а мне ничего не сказала. Может, и правильно сделала: побоялась, что я увяжусь за ней. А что я могла сделать, недоученная, уже не Анон, но еще не Тойя, еще не камса, но уже не человек? Она решила, что справится сама. И ушла по следу хели. Их угнали летом, она ушла зимой, только это не имеет значения: по реке Сэгэде кам ходит в любую точку времени, в какую захочет.

А у нас тогда большая война случилась, а потом Варна железную птицу нашел. Мне не до хели было. И если кто-то скажет тебе, что из-за Варны война родилась, что Варна начал ее, потому что сковал волчьи стрелы, ты не верь. Это не он выдумал, хотя Варна разные вещи выдумывать умел. Но он ничего не делал для Виры, бога войны. Он презирал Виру и никогда не носил ему рыбьих потрохов, уж я-то знаю.

Откуда знаю?

Чу, слушай, Волла. Буду тебе теперь о Варне говорить.

Нет более разных людей, чем Варна и Анон. Нет более схожих, чем Анон и Варна.

Варна черный, а Анон рыжая.

Варна умный, а Анон глупая.

Варна делать умеет все, для людей живет, а Анон как ветер – сегодня здесь, завтра нет ее.

В остальном же Варна и Анон одно и выглядят как будто их одни руки лепили.

Одни и лепили. Мать сперва Варну родила, а потом Анон, но устала очень и ушла за реку.

Это еще у Камлаков было. Женщины Камлаков детей взяли, в берестяную люльку положили, теплым мхом укутали. Кто выживет, того и будут растить.

А выжили оба. Мы – оба, значит. Нельзя было одному без другого. В люльке за руки держались. Спали в обнимку. Только ели плохо, плохо росли. Анон кормят – она Варне отдаст. Варну кормят – он выплюнет и Анон протянет. Худые были оба, но я все равно непоседой была, всюду влезть норовила, а Варна – тот больше на месте сидел и думал.

Тем временем у Пырра одна за другой девочки умирали. Камса как такое увидала: «Но! – сказала. – Не отсюда девчонка, случайно ее анаты затянули Камлачке в живот, оттого та и померла». И отдала меня Пырра. Потому что Варна – Камлак