Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева

– Я вот зачем пришел к тебе, Анон, – заговорил он, когда наелся. – Я знаю, что ты скоро станешь камсой. Поэтому хочу поговорить с тобой о вещах.

– О вещах? Тебя не было столько времени, что твой дом не найти под снегом, а потом приходишь ко мне говорить о вещах? Ну, говори. Я тебе рада.

– Не сердись, сестра. Уверен, ты знаешь, почему я ушел.

– Знаю. Камлаки тебя искали.

– Искали? Здесь?

– И здесь. И везде. Они думали, ты прячешься у меня.

– Что ты им сказала?

– Что ты не был у меня. Это правда: ты у меня не был, ты не пришел ко мне даже попрощаться.

– Не сердись, сестра. Я не мог прийти. И что они ответили на это?

– Просили узнать, ходишь ли ты еще среди живых или уже среди мертвых.

– И что ты сказала?

– Что тебя нет среди мертвых. Что я еще могла им сказать?

Он замолчал. Я слышала, как он гоняет в голове мысли про Камлаков. Он не хотел возвращаться. Я решила ничего ему пока не рассказывать.

– Что же ты хотел узнать о вещах? – напомнила я.

Он встрепенулся.

– Анон, что бы ты сказала, если… Если бы я захотел сделать… – Он мял слова во рту, как будто вдруг испугался собственных мыслей и передумал. Передумал рассказывать. Я ждала. Я его не торопила. Я чувствовала, что он пришел с важным. – Захотел сделать крыло из железа. Чтобы на нем летать, – сказал он наконец, как будто уже прыгнул с этим крылом вниз с кручи.

Гул самолета наполнил мою голову.

– Где ты увидел его?

Варна молчал.

– Это было во сне?

– Это было не во сне, сестра.

– Где же?

– Это было далеко, сестра. Я не могу сказать где, ты не была там. Ни ты, никто другой не ходил так далеко от дома. Один я сходил и вернулся.

– Это было за горами?

– Это было за горами.

– Это было вверх по реке?

– Это было вверх по реке.

– Ты ходил туда сам? Один?

– Я хотел уйти, сестра. Совсем. И я пошел за горы.

Я ожидала от него разного. Но такого не ожидала. Ведь там, за горами и вверх по реке, – чертог богов. Варна не мог о нем знать.

– Сходил за горы и вернулся… Может, ты бог, брат?

Варна смеялся.

– Я не бог. Но, кажется, я видел бога.

Он смеялся, но мне было не до смеха. Потому что если Варна – кам, то что я буду делать с ним в нашем чертоге? В одном чертоге – один кам. Второму идти за реку.

– Что же ты видел? – спросила я, готовясь услышать о знакомых мне домах до неба, железных повозках без оленей, железных птицах и других вещах богов.

Но Варна сказал:

– Ничего особого. За горами леса и леса на много дней пути. Леса и болота. Я чуть не увяз. Чуть не утонул. Меня чуть не слопал заживо гнус. Я уже понял, что эта дорога не для меня, и хотел возвращаться. Как вдруг нашел ее.

Он опять замолчал. Олени вздыхали и перешептывались в клетушке. Трещали угли в печке. Снег скребся в окно.

– Кого, брат?

– Птицу. Железную. Огромную птицу. Она съела человека и умерла.

– Умерла? – не поняла я.

– Да. Она упала в болото и лежала там, когда я ее нашел.

– Ты подходил к ней близко?

– Не только подходил. Я трогал ее. Измерял. Я залез внутрь. И я взял ее кости. Они из железа, сестра! И не только кости – кожа тоже, она вся из железа! Но это другое железо, я хотел сделать из ее кожи нож, но оно слишком мягкое. Я покажу тебе! Вот!

Он вытряс на стол что-то большое и тяжелое. Я взяла в руки – оно кусало пальцы холодом, было гладким и очень, очень странным. Я никогда не держала в руках ничего более гладкого и холодного.

– Видишь, Анон, это кость и кусок кожи с крыла птицы. Я срезал там, где она полопалась. Птица давно лежала в болоте, Анон. Перья слезли с нее, кожа во многих местах лопнула, вылезли кости. А внутри был человек. Или бог. Я не знаю, Анон, кого съела птица. Но она подавилась им, человек уже сгнил, а птица была почти целая. И главное, знаешь что, Анон: ее крылья застыли вот так, как бы в полете, раскрытыми. У простых птиц крылья складываются, а эти не складывались. И знаешь, что я подумал: а что, если сделать такое крыло? Не два, а одно большое крыло. Чтобы не махать им, а прицепить на спину и полететь, как бы скользя по ветру! Как мы на санях скользим по снегу. Как ты думаешь, Анон, можно ли сделать такое крыло?

Он говорил, и голос его звенел. Стало светлее: свет, который от него шел, заливал комнату. Стало теплее: это был жар его нетерпения.

Я положила на стол куски железной птицы. Я должна была все ему сказать.

Брат, должна была сказать я, у этой птицы никогда не было перьев. И человека она не ела, он сам в нее сел. Ты видел бога, брат. Он управлял этой птицей, как мы управляем оленями, запряженными в сани. Птица никогда не махала крыльями. Она скользила по ветру, как мы скользим по снегу. Ты можешь сделать такое крыло, брат. Но если ты сделаешь его, ты сломаешь колесо Вонга, помяни его имя в тайге. И Вонг убьет тебя. Он не допустит такого.

Однако он все говорил и говорил, и я не могла его перебить. Он вытащил кусочки бересты, на которых сделал зарисовки крыла и всех размеров птицы. На другом кусочке он сделал наброски, которые были нужны ему, – крыло в пропорциях к человеческому телу.

– Ведь если та птица съела человека и все равно летала, то и крыло с человеком полетит, – говорил он. – Надо только прыгнуть откуда-то сверху и чтобы был ветер. Эта птица не могла махать крыльями, она лишь скользила по воздуху, но все равно смогла лететь очень, очень далеко и долго. Ведь никто из нас не видел такую птицу. Значит, она прилетела издалека!

Да, брат, она прилетела издалека. Она спустилась по реке Сэдэге, и я не понимаю, как она смогла это сделать. На русле реки появилась отмель, где-то выше образовалась запруда, и вода вытекает, река иссыхает, поэтому бог смог попасть к нам на своей птице. Нам бы