Черная Песнь - Энтони Райан

"И кровью же она и рухнет".

Бесстрастные черты лица Мах-Шина дрогнули, а глаза сузились еще больше. "Ты не из моего времени", - негромко пробормотал он, не сводя взгляда с каменного круга, вделанного в поверхность платформы. Он еще не получил украшений времен Ваэлина и оставался гладким, если не считать вкраплений золота, ярко сверкавших в отблесках мангала. "Сколько же в них силы, - пробормотал император. "Больше, чем я мог себе представить".

"У тебя есть другие?"

Ваэлин увидел знакомый отблеск расчета в выражении лица старика, который он видел на лице двух королей. Но никогда - на лице своей королевы. Лирна всегда умела скрывать свои мысли.

"Похоже, я обладаю знаниями, которые вам нужны, - заметил Мах-Шин. "Если ты хочешь этого, я требую знаний от тебя, варвар. Ты сказал, что моя империя рухнет. Как?"

"Зачем спрашивать? Это уже произошло. Ты всего лишь память, запечатленная в этом камне. Ты не можешь его изменить".

"Скажи мне!" Мах-Шин оскалил зубы, и Ваэлин увидел, что они черные и гнилые, а дыхание, вырывающееся из его рта, - зловонное. Говорят, он сошел с ума в последние годы жизни, рассказывал Эрлин во время их путешествия на Дальний Запад. Он считал себя живым сосудом божественной благодати и потому непогрешимым.

"Перед смертью, - ответил Ваэлин, - ты укажешь, что все твои законы навсегда останутся неизменными. С годами твои законы превратятся в клетку". Императоры цеплялись за древние пути, которые больше не имели смысла, пытались управлять в соответствии с древними обычаями. В народе росли разногласия, последний император был свергнут, а Изумрудная империя распалась на Торговые королевства. Теперь им грозит уничтожение Шталхастом".

"Ты лжешь". Губы Мах-Шина сложились в слабую усмешку. "Шталхасты еще более примитивны, чем ваш род".

"Они выросли в числе и силе, их возглавил безумец, считающий себя богом. И у них есть свой камень. Он хранит не только память".

Усмешка Мах-Шина угасла, когда он выпрямился, приняв царственный равнодушный вид, который не отражал неуверенности Ваэлина в его глазах. "Ты вторгся в мою священную гробницу только для того, чтобы мучить меня?" - спросил он. "Ты проделал долгий путь, чтобы потакать своей жестокости".

"Я пришел сюда, чтобы найти убежище. Северная префектура пала, и Шталхаст скоро вторгнется в сердце Торговых Королевств. Ты согласен с этим?"

Старик моргнул и отвернулся, переместившись к краю серого камня и вглядываясь в его сверкающую поверхность. "Я прикоснулся к этому камню и запечатлел здесь остатки своей души в надежде, что мои потомки придут за моей мудростью и наставлениями в грядущие годы. Но никто так и не пришел. Я десятилетиями размышлял над причиной этого, прежде чем наступило просветление. Этот камень вобрал в себя все самое худшее, что было во мне, и усилил его, найдя отголоски всей моей ярости и страха в душах погибших здесь солдат. Ни один здравомыслящий человек не стал бы паломничать к этой гробнице. На протяжении веков единственными моими посетителями были разбойники и беглецы, зашедшие за грань безумия". Мах-Шин снова повернулся к Ваэлину, и в его взгляд вернулся расчет. "Кроме тебя. Что-то защищает тебя. Что-то в твоей крови, да? Благословение Небес?"

Не желая давать этой расчетливой душе больше знаний, чем нужно, Ваэлин ограничился коротким кивком.

"Это великая сила?" Голос Мах-Шина стал мягче, когда он подошел ближе, по-кошачьи наклонив голову. "Может быть, непостижимая сила? Способность вызывать огонь из воздуха?"

Ваэлин ответил ему полным вниманием, но ничего не сказал.

"Тебе не стоит меня бояться, ведь мы с тобой как братья, если не по крови, то по культуре". Губы императора сложились в тонкую улыбку, и он отступил к краю платформы. "Видите ли, с тринадцати лет я мог слышать мысли других людей. Моя семья была знатной, но небогатой, отец был солдатом среднего ранга и таким же бездумным, как лошадь, на которой он отправился на войну. Моя мать, однако, была более чем способна думать за нас обоих. Моя способность стала величайшим секретом нашей семьи и нашим главным достоянием. Все начиналось с мелочей, с небольших заданий, которые она ставила передо мной, превращая их в своеобразную игру. Слуга с чересчур легкими пальцами, пойманный на месте преступления и должным образом выпоротый. Должника, который ссылался на бедность и был отправлен на рудники за это, когда его богатство было обнажено. При каждом задании она хвалила меня, и я дорожил каждым словом, ведь она была женщиной, для которой привязанность не была естественной. Со временем наша игра стала более серьезной. У соперников моего отца в борьбе за повышение были всевозможные секреты. Одни из них были раскрыты и уничтожены, а других мать уговорила остаться в стороне и регулярно выплачивать вознаграждение за наше молчание. Тогда я понял, что власть не проистекает из богатства; богатство и власть проистекают из знаний.

"Наши махинации в конце концов сделали моего отца генералом - роль, для которой он явно не подходил, но с моей помощью он мог читать мысли вражеских пленников и двуличных шпионов, и его победы были многочисленными. Будучи неразумной душой, он увлекся собственным успехом, обманывая себя тем, что именно он был архитектором нашего подъема, и все это время увеличивал количество наложниц, что очень раздражало матушку. В конце концов она велела мне направить его в засаду, и с его смертью его армии стали моими. Укрепление Северного королевства было относительно простым делом, как и завоевание южных королевств, и все это было сделано менее чем за десять лет. Но благословения Небес, как вы, полагаю, знаете, всегда имеют свою цену.

"В юности я мог сосредоточить свои способности на одном разуме, отгородившись от чужого лепета, чтобы найти нужные мне знания. Но с возрастом мне становилось все труднее сохранять такую сосредоточенность. Другие мысли неизбежно вторгались, и все они были очень уродливыми. Мои приближенные, генералы и слуги оказывали мне только величайший почет и уважение, но за каждым почтительным лицом скрывалась клубящаяся, фекальная лужа страха, зависти и амбиций. Меня не любили, мной даже не восхищались. Меня боялись и ненавидели, даже моя собственная мать. Как она скрывала это от меня так долго, я так и не узнал, но когда я заглянул за ее маску любящей гордости, то увидел то же самое, что и во всех остальных". Мах-Шин тихо вздохнул. "В конце концов я позволил ей выпить