Бродник - Денис Старый

Я смотрел на девушку и думал о том, что и в этом наряде она всё равно привлекает меня. Правда, в памяти всплывают те образы воительницы в кожаных одеждах, обтягивающих стройное тело.

Интересно: а то, что пришлую девушку одели, — это милосердие, сострадание и помощь ближнему? Или же всё-таки бабоньки нашей общины решили спрятать «от греха подальше» те обозримые мужскому глазу изгибы и выпуклости Танюшки? Почему-то думаю, что более всего сработал второй вариант.

— Как вы пригодитесь общине? — спросил я.

— Среди нас три воина — два мужа и девица, коя с луком управляется не хуже степного воина, — сказал Глеб.

— Я приму вас в общину. Сами ведаете, что мне потребны ратные люди. И уж если вы останетесь со мной, то предупреждаю сразу, что будет у нас война с соседями. Но есть ещё одно условие, которое вы должны выполнить. Сегодня за день влейтесь в общину: работайте, говорите с людьми, чтобы я не видел, что вы пришлые и чуждые нам, — сказал я и тут же ушёл.

Глупость лезла наружу. Того и гляди — вырвется глупая влюблённая улыбка. И так мне кажется, что всем вокруг уже понятно, что я то и дело глазею на Танаис. Да чёрт возьми, она хороша даже тогда, когда прячет свои телеса!

Кстати, отвар бабки Веданы, выданной мне сразу же утром, не помогает. Нет, если бы целью было очистить мой желудок и заставить почаще бегать к выгребной яме, то цель эта достигнута. Или же, если это отворот, я должен был все мысли свои направить лишь на то, как подальше не отходить от туалета? И тогда перестану думать о Танаис?

Что-то мне подсказывает, что ведьма ошиблась с ингредиентами и не смогла отвратить меня от кареглазки в кожаных штанах. Даже если она сейчас и во множестве юбок, всё равно она «в кожаных штанах». Образ этот из головы выкинуть не получается.

И всё-таки эти половцы, которые мне кажутся и не степными людьми вовсе, вносят определённый дисбаланс в существующие расклады. Если до их прихода я думал лишь только об обороне и о том, что с соседями нужно торговать, даже если это и сущее воровство, грабёж нашего поселения…

Ну, теперь, когда у меня появляются дополнительные силы…

Тут же схватил за рукав стёганой куртки проходившего мимо Третьяка, напарника Волка, надежды нашего поселения, как новой поросли.

— Совет старших созывай! — повелел я.

Парень метнулся исполнять указание так, что аж пятки сверкали. Вообще, после того как был наказан Власт и его семья, когда детям строителя перестали давать молоко, а паёк им был урезан вдвое, когда Акулина наутро после бунта освещала всем дорогу своим синяком под глазом, люди присмирели.

Безусловно, я против насилия в семье. Но тут же нужно ещё и понимать специфику нынешнего времени. Философия по типу «не бьёт — значит, не любит» не то чтобы полностью доминировала, но имела место быть.

А вот что уж точно — люди смотрели, чтобы женщина не шла поперёк мужчины. Все знали, что Акулина со Мстивоем. Потому и выражали недоумение, почему это они оказались по разные стороны баррикад в той попытке бунта. Теперь у общинников всё сложилось. Поняли, что воспитательный процесс с говорливой Акулиной состоялся.

Для людей очень важна была именно еда. Ну и уйти из общины можно было только своей семьёй, без дополнительного имущества, если за вины. И это неизменно было бы погибелью. Конечно, я прекрасно понимал, немного историю знал, что невозможно, или же очень сложно, создать дисциплину в войске, или даже в замкнутой общине, без серьёзных репрессий.

Но сознание человека из будущего всё-таки мешало мне начать проводить действительно жёсткую политику. Вот только что я осуждал за тиранию Пласкиню, бывшего вожака наших соседей, как сам же и уподобился бы ему.

— Мы будем захватывать соседей! — жёстко и решительно сказал я.

— Но… — попробовал было возмутиться Макар.

— Мы будем покорять соседей, — добавив максимальное количество металла в свой голос, ещё с большим нажимом произнёс я.

— И я с тобой! — выразил поддержку Мстивой.

— Угу-м! — сказал Дюж и затряс кулаками.

Какой у меня воинственный воспитанник.

Я сделал паузу, всматриваясь в каждого из присутствующих.

— Я желаю мести! — произнёс Лихун.

— Но ты останешься на поселении. Твоё здоровье не позволит ни совершить переход, ни воевать. Излечивай все свои хвори! — неизменно жёстким голосом повелел я Лихуну.

Он начал тяжело дышать, явно борясь с желанием настаивать на своём, но, к моему удовлетворению, разум у молодого лучника возобладал. Как он сможет воевать, если только лишь на совет старейшин в мой дом с трудом пришёл? Да ещё и весь запыхавшийся, в поту?

— Макар, тебе придётся торговаться с Враном и заговорить его так, чтобы он не догадался, что мы сейчас берём его же поселение, — я начал озвучивать суть рождённого только что в моей голове плана.

Я посмотрел на своего воспитанника. Правильно ли я называю себя наставником, если мы никоим образом не продвинулись вперёд и мне не удалось хоть как-то обогатить сознание великана с мозгом пятилетнего ребёнка?

— Дюж… — мне прямо было тяжело ему сообщать то, что должно. — Тебе придётся остаться здесь.

— Эмм! — Дюж выдал мне крайне редко употребляемые им звуки, означающие протест.

И вот что мне теперь: радоваться, что у моего воспитанника всё же немного, но проявляется собственное «я», или же огорчаться, что он не согласен выполнять мою волю? Но есть один аргумент, он должен сработать на великане.

— Дюж, Беляна и её сын Перша остаются на поселении. Их некому будет защитить, кроме тебя, — сказал я.

Было видно, а я это и почувствовал, насколько терзается этот огромный ребёнок. Вот только если не будет великана в поселении, такой проныра, как Вран, обязательно заподозрит неладное.

И в этом случае стоило бы ожидать, что он нападёт на поселение и будет иметь немало шансов, чтобы его взять. Даже с учётом того, что придёт он вряд ли больше чем с пятнадцатью своими людьми, а в поселении из полноценных бойцов останется лишь Мстивой. Заместитель правда пока об этом не знает. Но думаю, что он не станет артачиться. Так нужно для общего дела.