Деньги не пахнут 7 - Константин Владимирович Ежов

пульсирующим существом. В голове шепталось: "Смогу ли удержаться? Соберу ли нужную сумму? А если нет?..". Но страшнее всего было то, что конца этой боли не существовало. Акции могли расти бесконечно, как пламя, которое пожирает само себя, пока не останется лишь белый пепел.

Так короткие продажи превращались в игру на выдержку, в изматывающее состязание нервов. Здесь убытки не имели потолка, а уведомления о маржин-коллах сыпались, как пули.

И в какой-то момент студент сдался. Сбросил руки, объявил капитуляцию:

"Бумажные руки. Сдаюсь."

Финальный отчёт выглядел как надгробная плита: Счёт: минус 16 250. Самоуважение: минус сто процентов. Шон: по-прежнему с "алмазными руками". Он сам: теперь за "Макдональдсом". Мозг: не найден. Ошибка 404.

Следом посыпались другие – тысячи мелких трейдеров, как кости домино. Каждый закрывал позицию, возвращая заёмные акции владельцам. Но каждое такое закрытие означало новое давление на покупку.

И рынок вновь взвился.

215.12…

219.34…

Цена без усилий пересекла рубеж в двести долларов, не встретив ни тени сопротивления.

393.12…

398.29…

Двух дней хватило, чтобы график добрался до четырёх сотен. Так рождался "адский цикл обратной связи". Каждый, кто сдавался, подталкивал цену выше. Чем выше становилась цена, тем больше сдавалось людей. И всё повторялось – без конца, без пощады.

Короткие позиции были так обширны, что рынок превращался в смерч, затягивающий всё живое. Запах перегретого кофе, треск клавиатур, крики аналитиков в наушниках – всё сливалось в один сплошной гул. Волки с Уолл-стрит, чуя этот дикий ритм, не удержались – полезли в игру, усиливая безумие до предела.

Соцсети превратились в кладбище шуток и отчаяния.

"Потерял четыреста тысяч, вложив сто… Зато одна почка осталась."

"Скоростной забег завершён: из студента в бездомные за три маржин-колла. Wi-Fi у мусорки, кстати, отличный."

"Брокер спросил, остались ли органы. Почки – проданы. Печень – в резерве. Мозг – никогда не имелся."

"Он предложил заложить первенца… Дети? Нет. Будущее? Не существует. Гены? Лучше не продолжать."

А где-то вдали, за толстым стеклом и шуршанием купюр, Акман склонился над планшетом. На губах играла едва заметная усмешка.

"Пробовать победить шорт с помощью ещё большего шорта… как глупо."

Эта война не оставляла шансов. Короткие против короткого сжатия – словно люди с вёдрами против цунами. Цикл пожирал всё, что двигалось, оставляя лишь пепел долгов и тихие вздохи тех, кто не успел выйти.

Выжившие шли дальше, по лезвию безысходности, в сторону, где ждал не рынок, а годы, растянутые на оплату невозможных долгов.

Но даже это ещё не был конец. Настоящая зачистка только начиналась.

***

Тем временем другие игроки – те, кто ставил на пут-опционы, – горели от беспокойства. Им не грозили маржин-коллы, но у них был свой демон, что ждал в темноте.

Время – вот кто стал их последним врагом. Безжалостный, равнодушный к мольбам и потерям. Каждый опционный контракт жил ровно столько, сколько позволял календарь: истекал в третью неделю месяца. До этого дня оставалось три коротких, сжимающихся, как горло в страхе, суток. Если до того момента акции Valeant не рухнут ниже заданной отметки, все вложенные средства обратятся в пустоту – как дым, растворяющийся в морозном воздухе.

Но действительность оказалась беспощадней любых расчетов. Цена акций уже пробила отметку в пять сотен долларов и продолжала карабкаться вверх, словно опьянённая высотой. В воздухе стоял сухой запах перегретого железа и озона от множества перегруженных серверов. Экран монитора светился белёсым огнем, цифры вспыхивали и гасли, как искры костра на ветру.

В чатах царило отчаяние.

"Открыт набор в молитвенный кружок к экспирации D–3. Участники: тридцать будущих банкротов."

"Ищу машину времени. Требование: чтобы можно было вернуться на две недели назад. Цель: закрыть опционы и спасти душу."

"Награда: пачка путов, которые завтра будут стоить меньше туалетной бумаги."

"О святой Тета, ниспошли на нас обвал, дай рынку упасть и даруй избавление!"

Но молитвы тонули в реве цифр и звоне уведомлений. Где-то далеко, за гулом биржевых систем, было понятно – падения не будет. В этом бесконечном восхождении вниз пути не существовало.

Сообщества трейдеров разрывались криками. Их ярость обращалась в одно имя – Акман.

"Долой мир, где один процент всегда побеждает! Союз пострадавших от геноцида частных инвесторов, собрание первое!"

"Миллиардеры нажимают кнопку "покупаю" только потому, что их самолюбие уязвлено – это вообще реальность?"

"Свободный рынок умер. Теперь всё решает игра Акмана: сколько миллионов он выложит сегодня напоказ?"

Мир торговли оказался поделен давно, и правила писались не для слабых. Если бы это была настольная игра, Акман уже давно забрал бы себе весь банк, оставив остальным смотреть, как мелькают пустые карты.

И всё же – даже в аду всегда находится место для надежды.

Среди толпы потерявших рассудок мелких игроков вдруг проскользнуло слово о спасителе – человеке, который ещё держит оборону. Последний страж коротких позиций, Сергей Платонов.

"Святой Шон выходит на поле! Платонов не закрыл позиции, значит, держимся!"

"Жена: “Пора разводиться.” Муж: “Платонов всё ещё шортит.”"

Причины верить были просты и наивны:

1. Он гений.

2. Он что-то видит.

3. У него есть план.

Толпа цеплялась за эти три строчки, как утопающий за бревно. Им казалось, что Платонов найдёт брешь, поднимет из тьмы спрятанную правду, вскроет гниль под позолоченной поверхностью Valeant. Ведь он – человек, что управлял десятимиллиардным фондом. Значит, способен бить богатого богатством.

Теоретически шанс существовал. Можно было заново запустить мощную волну продаж, залить рынок акциями, арендованными у крупных держателей, создать искусственный переизбыток предложения. Или сыграть через путы – устроить обратный гамма-сквиз, подрубить ветви снизу.

Однако Акман, сидя в тишине своего кабинета, сказал негромко, почти равнодушно:

"Сейчас он не двинется. Не в этот момент."

На дворе стоял конец ноября. Ни один уважающий себя управляющий не станет рисковать перед Рождеством. Впереди – декабрь, сезон так называемого "ралли Санты". Когда рынки растут, словно напитанные праздничным духом. Когда компании подгоняют квартальные отчёты, чтобы показать инвесторам красивую картинку. Когда фонды наводят лоск на годовые отчёты, придавая им вид победы.

Даже простые игроки вливают деньги в рынок, опьянённые премиями и ароматом глинтвейна. Воздух пахнет корицей, биржи полнятся звоном колокольчиков, а графики упорно карабкаются вверх, будто сами чувствуют приближение праздников.

В такое время стрелу в небо пустить можно, но ветер всё равно собьёт её назад. Любая атака