Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

– Прыгаем через него, – закончил Николай. – Погранзона, забыл, хозяин?

Петров прикинул: бетонное основание невысокое, сантиметров сорок, и на нем – метровые железные колья, скрепленные кованым не без претензий орнаментом. Противонародное укрепление.

– Я с тобой, Робин Гуд! – Он перебрался на ту сторону. – Веди нас на за́мок!

– Зря вы, ребята. Не маленькие ведь. – Николай похаживал вдоль забора.

Ржавые ладони слегка саднили. Петров потер их о мокрый песок, подул.

– Ты ищи, Михась, а я на шухере побуду, пройдусь. – Он поднялся в дюны. Как там на аэрофотоснимках? Дорога, группа домиков, отдельно – барак, огороженный котлован, вышка, дюны, ограда, море.

Взобравшись на гребень, он осмотрелся. Сосны редкие, лысые. Вот и серые приземистые дома, барак с крохотными окошками. А на вышке – человек. Наблюдатель. Расстояние – метров шестьсот.

Эге! Из барака выскочил человек с собакой. Собака помчалась вперед, к берегу, а человек ждал кого-то. Вот еще трое, автоматчики. Просто отделение Союза писателей.

Собака бежала резво, стремительно, словно борзая, а не немецкая овчарка.

– Эй, Михась, уходим! Живо! – крикнул он, поспешно возвращаясь.

Тот встал с колен и быстро полез через забор.

Мимо Петрова пронесся черный лохматый снаряд, злобно залаял, запрыгал перед оградой. Интересно.

Петров подошел к железному забору. Пес бесновался совсем рядом, изредка, как на хозяина, посматривая на Петрова.

– Фу! – И овчарка умолкла, но шерсть – дыбом.

– Пока, псина. – Он перелез к своим, встал рядом с Михасем.

Собака зарычала – низко, зло.

– Идем отсюда. За ней крепкие ребята поспешают.

– Давно пора, – подхватил и Николай.

Михась искал выпавший из кармана камешек, пальцы промахивались, хватали песок.

– Да идем же. – Николай дернул его за руку. – Быстрее в дюны!

– А собака с тобой, как с родным. – Михась слегка запинался, облизывал губы.

Отсюда, из кустарника, они хорошо видели берег, охранников и собаку, бегающую вдоль ограды.

– Виделись, она и признала. – Петров провел руками по траве, стирая ржавчину. – Уходить пора.

– Да пошустрее. – Николай с опаской следил за псом.

– Разлюбили меня собаки. Раньше льнули, я всегда собак держал, последние годы коккера, суку, пришлось продать: нервная стала, все укусить норовила. Жена в слезы: дочки тоже, а что делать? Но камушков я все-таки набрал.

Янтарь мелко подрагивал на его раскрытой ладони, большой и вогнутой, как чайное блюдце.

* * *

Отрывистый, громкий стук:

– Виктор, ты здесь? – И, не дожидаясь ответа, Михась прошел в комнату.

– Нету меня, нету!

– Все валяешься, читаешь?

– Что еще делать в такую погоду? Собак подразнили, клады отрыли, имею право и поваляться.

Дверь балкона распахнулась, рикошетные капли дождя беззвучно падали на ковер.

– Прикрой входную дверь, сквозняк! – Петров выглянул на балкон. Короткую горелую спичку упорно несло к водостоку, как ни цеплялась она за неровности пола.

– Интересная? – Михась перевернул книгу обложкой вверх.

– На плохую погоду годится.

– Да… – Михась полистал в надежде на картинки, захлопнул томик. – Ты в шахматы играешь?

– Умел когда-то.

– Тогда идем, сейчас турнир по блицу. Первое первенство потока.

– Я лучше почитаю.

– Идем-идем! А то подушку на телефон положил и Робинзона изображаешь. Нехорошо.

– Ленив, есть грех. – Петров забрал у Михася книгу и положил на стол. – Ладно, идем. Где играют-то?

– В вестибюле. Я тебя уже записал.

Восемь столиков – специальных, шахматных – стояли в ряд во всю длину вестибюля. И фигуры – большие, турнирные. Участники перемещались вдоль стены, любуясь рыбками в аквариумах и отрывая у традесканций листья.

– Внимание! – откашлялся доктор. – Сегодня мы проводим первый чемпионат санатория по шахматам. Сколько их будет – зависит от погоды и вашего желания. Правила простые – олимпийская система, блиц, микроматч из двух партий…

Через приоткрытую дверь вползал сырой табачный дым. Курят, переживают.

– Итак, первый круг! – Доктор взял листок желтой скверной бумаги. – Играют следующие пары: Сафонов – Яцукевич, Азаров – Бердников…

Петрову достался человек печальный, тучный, стул жалобно скрипел под ним.

– Денисов, – коротко представился тот, наклонил часы, вглядываясь в циферблат, переставил их на другой край стола: – Черным под правую руку.

– Начали, – объявил доктор и хлопнул в ладоши.

Петров быстренько сдал обе партии – подставил в одной ферзя, а в другой зевнул мат. Участие участием, а работа работой.

Столь же быстро в зрителях оказался и Николай.

– Привет проигравшим!

К третьему туру осталось четверо – Михась, доктор, противник Петрова и старичок-матрасник.

Михася жребий свел с доктором.

– Жаль, – вздохнул Николай. – У Михася первый разряд, он нас и позвал покрасоваться, да доктор-то кандидат, им бы в финале сыграть.

Они подошли поближе к столу.

Щелк-щелк – застучали кнопки шахматных часов. Гамбит Полерио – Муцио, веселенькая штучка. Михась жертвовал и жертвовал, а доктор невозмутимо собирал фигуры.

– Закомбинировался, – прокомментировал игру Михася один из бильярдистов. Оказывается, говорящий.

Ладьи доктора, отмахиваясь от назойливых наскоков Михасевой кавалерии, заработали в паре.

– Флажок упал, – флегматично указал доктор.

Михась рассмеялся:

– На самом интересном месте! – провел ладонью по лицу и начал расставлять фигуры.

– Ваш ход. – Он пустил часы.

Опять мельтешение рук и фигур, обшлагом пиджачного рукава Михась зацепил своего короля, и тот упал, покатился к краю стола.

– Плохая примета, – буркнул бильярдист.

– Для кого? – Николай всерьез болел за Михася.

Доктор нахмурился и остановил часы:

– Ничья по сумме двух партий. Дополнительная партия, пять на четыре, белые обязаны выигрывать.

На вторую партию, мирно игравшую в углу, внимания не досталось.

– Начали!

Игравший белыми Михась поерзал на стуле, встал, снял пиджак, аккуратно повесил на спинку стула, поддернув брючины, сел и только после этого сделал ход. Секунд двадцать потратил зазря.

– Пижон. – Николай навис над плечом Петрова.

Доктор размашисто двигал фигуры, ходы Михася, напротив, были короткими, экономными, за исключением последнего, когда белый ферзь пересек доску.

– Шах и мат. – Михась потянулся за пиджаком. – Что-то холодает, товарищ доктор.

Лихо, лихо играет. Но – ящеричные движения, а посадка головы? Сокол!

Погано.

Петров вышел под дождь.

Бетонный козырек защищал сверху, но с боков порывы ветра бросали дождь огромными пригоршнями. Окурки, подмокнув, потухли. И вдруг, разом, дождь перестал, тучи раздвинулись, растворились, на светлом вечернем небе выступили звезды – скромные, северные. Покой. Балтийский покой. Куцый антракт, передышка.

В зале – чествование победителя. Не Михася. Соперника Петрова.

– Первому чемпиону потока Денисову Петру Ивановичу вручается приз – книга Нимцовича «Моя система на практике». – Под аплодисменты доктор потряс пухлую руку победителя.

– Не кручинься, чай, не корову продул, – утешал Михася Николай.

Тот в опустевшем углу перебирал свои разметанные игрой фигуры – трогал, поднимал на вершок, словно взвешивая, а потом ставил на прежнее место. Заматованный король, застрявший в центре доски, беспомощно высился над гуртом пешек.