Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

отличия, по выговору – туляк, веневский, лет двадцати пяти, рост сто восемьдесят, вес – около девяноста, шатен, глаза серые, вооружение – за спиной калашников 5,45, ствол на пядь длиннее стандартного, на поясе – тесак.

– Как вы сюда попали? – Голос не злой, скорее, участливый.

– По путевке. Военкомат выделил.

– На берег этот как попали?

– Приплыл. – Петров встал. Ноги дрожали, со страху или устал, давай разбирайся.

– От вашего пляжа километра два будет. Не многовато ли?

– Я люблю плавать. А что, нельзя?

– Да на здоровье, только сюда не заплывайте. У нас военный объект, режим, а вы нарушаете.

– Не знал.

– И зыбучие пески встречаются. Пойдемте, я вас выведу.

Собака трусила рядом, безразличная к разговору.

Высокая металлическая ограда. Сколько железа пошло на заборы, просто Куршская магнитная аномалия.

Охранник отпер калитку:

– Сюда. И будьте осторожны, у нас собаки разные.

Снаружи на заборе щит: «Стой! Запретная зона! Охраняется собаками!» Людей ни во что не ставят. А о военном объекте ни гугу. Секретность.

Пройдя метров сто вдоль пляжа, Петров обернулся. Охранник смотрел ему вслед, а дальше, в дюнах, сверкнул солнечный блик. Не бинокль. Подзорная труба. Или оптический прицел.

* * *

Снимки веером раскинулись по столу. В глазах мельтешило от часового напряжения. Перевести взгляд на море, отсюда оно видно прекрасно.

Врач встал из-за стола, потянулся перед окном. Самому, что ли, позагорать, пока озоновых дыр нет? Заезд выдался спокойным, больные самые обыкновенные – анемия, астения, неврозы, хроническая лучевая болезнь, ХЛБ, хлебушек. Горчит он последнее время, да что делать, дал присягу – всей птичке пропасть.

Солнце пошло за полдень. Если поторопится, на купание полчасика выкроит. Или уж завтра?

Он вернулся к серии фотоснимков. Из подопечных есть смысл разрабатывать двоих, вчера приехали. В отношении первого, правда, пока неясно, следует понаблюдать в динамике, но второй – определенный кандидат к «переезду».

* * *

Похлебка случилась горячей, и охранник осадил Карая. Парок над миской дразнил и пса, и человека.

На костном бульоне, да бараньи мозги добавлены. Живешь, псина. Правильно, собака без еды не работник.

Ныл желудок, не от голода, от напряжения. Автомат в оружейную, Карая в питомник. Останется что-то съежившееся, дрожащее под ложечкой. Уколами успокоят, на том и спасибо. Иначе не уснуть.

Он позволил, и собака залакала из миски – торопливо, жадно, выплескивая сероватые комочки на некрашеный дощатый пол.

* * *

Объедаловка, гранд-обжор, дома столько не наложат. Показательный откормсовхоз, а не санаторий. Все равно брюхо добра не помнит, потом опять запросит есть. А пока можно и соснуть.

Михась положил поудобнее подушку и попытался задремать. И вкусно, и пива дали бутылку опять. Он ворочался, пытаясь устроиться поудобнее. К концу срока живот отрастет. С брюхом домой вернется, сходил на богомолье. Нет, сна не будет, нечего и пытаться, пиво не даст.

Он нашарил тапочки, шагнул. Влажный, лопающийся звук заставил включить торшер. Так и есть, раздавил таракана. Мерзость какая!

Отовсюду – из-под кровати, шкафа, со стен сбегались проворные коричневые жучки и резво устремлялись к балконной двери. Пошли, пошли вон.

Он вышел на балкон. Последняя таракашка выбежала в сточный желобок и, проскочив под бетонной оградой, вывалилась наружу.

Михась перегнулся через перила, пытаясь разглядеть их внизу.

Темно.

* * *

Заведующий выбрал из сушилки тарелку, провел салфеткой по краю.

– Вам надоело работать? Соскучились по улице?

Судомойка потупила глаза:

– Горчицы не хватило, не успела получить, а порошком вы не велите.

– Вера, я тебя предупреждала! – Повариха-бригадирша приняла тарелку у заведующего.

– Принесите другой индикатор, нераспечатанный. – Заведующий бросил салфетку на стол.

Запыхавшаяся повариха подала коробок. Он, надорвав фольгу, достал пластиковый тюбик-пипетку.

– Посмотрим, посмотрим.

Бесцветная капля тончайшим слоем расползлась по тарелке, превращаясь в изумрудно-зеленое пятно.

– Посуду перемыть, через полчаса жду рапорт. – Заведующий покинул моечную.

– Ну, девочка, занимай очередь на биржу. – Повариха швырнула тарелку в мойку. – Худо нынче без работы, ой, худо.

* * *

Крохотные крупинки выкатились на серебряное зеркальце – три, четыре, пять. Петров наклонил крышечку, пересыпал крупинки в ладонь. Ап! Он слизнул их, стараясь уловить горчинку в сладости молочного сахара. Какое, доза – один на триллион триллионов, гомеопатия.

Он закрыл табакерку, вернул в наружный карман летнего пиджака. Не стоит оставлять в номере, вводить во искушение. Вещь дорогая, антикварная, бросается в глаза.

Тем и хороша.

* * *

Песок летел в стороны, Михась полз, пятясь и оставляя за собой неглубокую канавку.

– Системный подход требуется, Михась. – Николай прохаживался рядом, стараясь не попадать под песчаные шквалы. – Считай: первое – появление янтаря на любом участке данного пляжа равновероятно; второе – за пятьдесят шесть минут ты добыл один кусочек, имеющий весьма скромную поделочную ценность. Вопрос: сколько времени потребуется, чтобы собрать на ожерелье?

– Вот! – Михась выковырял белый камешек.

– Хорошо, два. Но за час. Помножь количество часов на стоимость одного долгожданного отпускного, курортного часа и реши – не дешевле ли купить. Виктор, ну хоть ты повлияй на него!

– Время все равно некупленное. – Михась остановился, поплевал на поцарапанный палец, – а без янтаря я домой не поеду. Обе дочки с этим условием и отпустили – привести янтарь на бусы, серьги и браслеты. Меньшая, Ольга, простит, а Наташка – шалишь! – Он перешел на другое место, примерился.

– Погоди, погоди. – Петров захлопнул книгу, поднялся с лежака, на котором до сих пор лежал, обвеваемый ветром. – Подсчеты верны для этого пляжа, а для другого?.. Янтарь выносится волнами и уносится людьми. Следовательно, если перейти на другой участок, более подверженный влиянию моря и менее – людей, время сбора янтаря сократится пропорционально вышеперечисленным факторам.

– Если море подвержено янта… Ты проще, Виктор, по-русски.

– Проще – не перейти ли на другое место? Я загорел на весь остаток дня.

– Здесь местечко, где вряд ли старатели старались. – Петров довел их до «зоны». – Место совершенно целинное. Разрабатывай. – Он остановился у щита «Охраняется собаками».

– А что охраняется? – Михась проворно перебирал руками, разгребая песок.

– Не знаю. Плавал, вышел случайно с той стороны, так выгнали.

– Кто? – Николай разглядывал щит. Буквы линялые, выгоревшие.

– Собака с мужиком, а мужик с автоматом.

– Пограничник?

– Кто теперь разберет? Армия, ополчение, казаки, частная охрана… Но вежливый.

– Нашел. – Михась отложил кусок янтаря. – И еще! Повалил фарт, подставляй карманы!

– Увы, жила уходит на чужой участок. – Николай встретил Михася у ограды. – Недурственно, совсем недурственно. Попробуй в другую сторону.

– Еще чего. – И Михась, кряхтя, перелез через ограду. – Человек проходит, как хозяин! Вот ведь русская натура: в своей стране, на своей земле невесть кто ставит забор, и все мы,