Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

По крайней мере, можно будет отдохнуть. Действительно, отыскать «фабрику зомби» (ничего себе названьице придумали!) лишь на основании того, что террорист здесь поправлял здоровье, – бред и чушь. Впрочем, сюда ездил не террорист, а капитан-лейтенант Чижов, удостоенный правительственной награды за действия во время аварии на подводной лодке Д-1 три года назад. С тех пор неоднократно лечился в госпиталях флота и третьего управления Минздрава по поводу сочетанной радиационной травмы. В санаторий «Янтарь» прибыл третьего января сего года, убыл второго февраля, но домой, в Североморск, не вернулся. Был ли террорист действительно Чижовым – сказать наверное трудно. Эксперты уверяли, что да, но изменения папиллярных линий пальцев не позволяли идентифицировать объект наверняка. Даже видовая принадлежность к Homo Sapiens вызывала сомнение. Ладно, будем считать, эксперты знают, что говорят. Генетический анализ плюс агентурные сведения.

– Проверка документов! – Пограничник коснулся плеча Петрова.

Документов, как же. Петров подал паспорт, пропуск, путевку. Пограничник сразу поскучнел: границу гражданин не пересекает. Что с него возьмешь.

Слабо повлекло вперед: поезд начал тормозить. Конечный пункт земли русской, Сосновка. Дальше – безостановочный пятнадцатикилометровый перегон до литовской границы. Но нам туда не надо. А надо – достать баул с полки.

Вместе с Петровым сошли двое – аллергик, оправившийся от приступа совершенно и превратившийся в плакатного отпускника, в каждой руке по чемодану, и из другого вагона – просто герой-покоритель БАМа – открытое, готовое к улыбке лицо, сам крепкий, ладный, неизработанный.

Поезд ушел, растаял запах мокрого угля. Станционное строение смотрелось необитаемым, покинутым. Вокзал закрыт, все ушли в райком. Маленький такой вокзальчик, весь в цветах.

Но ни цветов, ни вокзальчика не было. В лучшем случае – разваливающаяся станция. Кремовая краска в черных грибных пятнах, штукатурка отбита, растрескана.

– О, без двадцати четыре. – Попутчик-бамовец указал на часы над входом – большие, круглые.

– Стоят, – махнул рукой отпускник. – Вы не в санаторий?

– В санаторий, – подтвердил Петров.

– И я, – ответил крепыш. – Давайте знакомиться. Николай Кораблинов.

– Михась Гришин, – раскрылся отпускник.

Придется назваться. Чин невелик, личность неприметная.

– Вместе, значит, будем отдыхать, – обрадовался Михась.

Они огляделись. Большой кусок фанеры с корявыми буквами: «Расписание. На Калининград – 04:17 и 18:32, на Клайпеду – 08:15 и 15:50. Билеты в поезде».

От станции дорожка – ни узка, ни широка.

– Поглядим, куда попали, – подхватил баул Петров.

Они вышли на простор. Асфальтовая дорога, дом, крытый черепицей, а подальше – еще два десятка домиков с высокими островерхими крышами. Север, не Сочи. Станционный поселок Сосновка.

– Ничего поселочек, тихий. – Михась поставил чемоданы, переводя дух. – Зайдем?

– Придется.

По обе стороны двери – вертикальные вывески. На одной красной краской выведено «Магазин», с аккуратно поставленным ударением на втором слоге, на второй – «Shop».

– Шуткуют люди. – Михась толкнул дверь.

Дзинькнул колокольчик. Культура, как в кино. Молодой проворный парень поспешил навстречу.

– Вы приезжие, да? На лето? Лето отличным будет, не пожалеете. Я, как старожил, гарантирую. – Он перепархивал от лотка к лотку, поправляя нехитрый товар – полотенца, шапочки, купальники. Вещи подороже висели за барьером прилавка. В отдельном углу продовольствие. – Море теплым будет, факт. Квартира нужна, комната? Я тут и торговля, и справочное, и квартирное бюро, един в трех лицах.

– Мы в санаторий, – прервал его Николай. – «Янтарь», есть такой поблизости?

– Санаторий… – Парень перестал суетиться, медленно, бочком вернулся за прилавок. – Значит, вы в санаторий…

– Нам бы добраться туда. – Михась подошел к карусели галстуков. – Как, подойдет? – Он глянулся в зеркало. – Пожалуй, пестроват.

– Автобусом санаторным доедете, он как раз подъехал. – Продавец показал пальцем – розовым, толстым.

Давно захлопнулась дверь за несостоявшимися клиентами, а он все поглядывал в окошко, дожидаясь, пока автобус тронется.

* * *

Автобус неторопливо удалялся от поселка.

– Дачников теперь мало, – рассказывал шофер. – Раньше так и кишели, под колеса прыгали, а сейчас без опаски можно ездить.

Сильно тряхнуло: миновали переезд.

– Вообще-то, движение у нас редкое, погранзона, да еще сбор автомобильный.

– Воздух чище будет. – Михася шоферские проблемы не интересовали. – Отдохнем. Движения на работе хватает. Я инженер-наладчик, но путевку военкомат дал. Должок за ними. Вы тоже за счет Министерства обороны?

– Да. – Николай рассмеялся. – Я журналист одной газетки. Давно получил крохотную царапину, а путевка нашла меня только сейчас. И следа той царапины нет.

Петров просто вздохнул – понимайте как знаете.

– Добрались. – Водитель затормозил перед воротами в каменной стене – высокой, сплошной.

Раздвинулись массивные ворота, и автобус въехал внутрь. Цветники, порядком запущенные, беседки и сосны. Кущи…

– Доставил до точки, – сказал шофер. – Вам теперь прямо в эту дверь.

Они сошли на чистую, мощенную булыжником площадь.

Кузница здоровья. Три этажа лоджий, балконов, окон.

– Покойно. – Михась держал чемоданы на весу, слегка расставив руки. Маленький бомбовоз на боевом дежурстве.

Стеклянная дверь норовила стукнуть по баулу. Света, падавшего сквозь нее, не хватало на весь вестибюль, в его спланированном полумраке можно было в хоккей играть, а пилоны заменят недостающих настоящих мужчин. Место портье за невысоким деревянным барьером – судейская ложа.

По мраморным плитам-шестигранникам шагалось красиво и торжественно, как в московском метро ранних шестидесятых. И девушка за барьером – красотка: так и просится в голубую униформу.

Она быстро рассортировала документы.

– Ужин через полтора часа. Второй этаж вас устроит? – Она подала три ключа. – Медицинский осмотр утром, до завтрака, вас пригласят. При острой необходимости врача можно вызвать по внутреннему телефону ноль-три. – Она улыбнулась, отметая саму вероятность такого вызова. – Приятного отдыха.

Лифт поднял на следующий этаж.

– Последние метры самые трудные. – Михась взялся за ручки чемоданов. – Тяжелеют раз от раза, сил нет.

Коридор безлюдный, ковровая дорожка средней утоптанности.

– Вот и дома. – Николай первым добрался до заветной двери, номер двести двенадцатый. Двести шестой – Михася, а свой, двести третий, оказался на отшибе.

Петров попробовал ключ. Сезам, а сезам….

Не санаторная палата, скорее – номер гостиницы. Низкая кровать, между прочим двуспальная, письменный стол с красным телефоном, вращающееся кресло, шкаф-cтенка, под ногами – синий ковровый настил. Настоящих больных, похоже, не ждут. Санэпидрежим не позволит.

Привезенное с собой затерялось на полках шкафа. Он распахнул дверь на балкон. Моря не видно, лишь сосны и дюны. А с третьего этажа? Рай. Раек.

На часах – пять. Время смыть дорожную пыль.

В ванной ждала большая махровая простыня, согретая трубой отопления, блестящей и горячей. Пахнет дезодорантом «Антоновские яблоки» и чуть-чуть – дезинфекцией. И ванна – полномерная, два ноль пять, как в лучших домах. Вода из рассекателя упругая, колючая. Короткая водная процедура, пустяк, а из зеркала смотрит Человек Отдыхающий.

Любо.

Деликатно затренькал телефон. Милый голос