Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

И, выехав на асфальт, ехали не спеша. За полста шагов от штабеля кирпича уазик остановился. Строится прапор, доходы позволяют.

– Ждите, – сказал ребятам и со свертком, переданным Владленом, пошел. Челнок челноком, шмотки несет или посуду. Переулок пустой и безлюдный в этот час. В центре города еще гульба, а тут пара фонарей мигали, не решаясь разгореться в полную силу, – и все.

У ворот Комод присмотрелся, выискивая звонок. Три коротких, длинный, короткий. Встречай, любезная, солдата.

От дома до ворот путь не близкий. Метров пять. Нет, дом в городе – для клоуна. Простор нужен, участок в соток сорок, чтобы пчелы мед носили…

– Кто?

– Свои, свои…

Тот узнал, приоткрыл ход к воротам.

– Нормально?

– Пришел – значит нормально.

Со свертком Комод переступил порог.

– Идем в дом, я один. – Прапорщик начал рассказывать, как отправил к теще жену с сыном, а теща внука балует, а у того аллергия, диатез на шоколад…

Комод осмотрелся. Теснотища. Чихнешь – соседу утираться придется. И наоборот.

– Сюда, – провел на кухню прапорщик. На окнах занавески, но прапор задернул и шторы, легкие, но непрозрачные. Город.

– Проверяй. – Комод опустил сверток на пол.

* * *

Он бежал по черной, залитой битумом дороге, идущей сквозь серое ничто в никуда, ноги липли к мягкому, податливому покрытию, и бег слышался как беспрестанное ненасытное чавканье. Не оглядываясь, он знал, что по обеим сторонам вырастает решетка, превращая дорогу в тоннель на арену, и вот-вот по тоннелю пустят хищников, уже слышен их раздраженный нетерпеливый рык. Чем дальше, тем мягче становился асфальт, и вот он не в силах оторвать ноги от клейкой тягучей массы. Ребра решетки ушли вперед, частые, один к одному прутья, почти сплошная стена, и просвет впереди исчезал, как закатное солнце. Рык приближался, чьи-то лапы шлепали по дороге, и тут он увидел в щелях решетки лицо, незнакомое, неразличимое из-за узости щелей, но с умными, любопытными глазами.

– Остановите, остановите их! И выпустите меня! – закричал он.

– Кого? – ответил голос.

– Меня, меня! – Он выдирал ногу из прилипшей намертво кроссовки.

– Здесь никого нет, – удивился голос, лицо отпрянуло, удалилось, а за спиной накатывало тяжелое смрадное дыхание, но оно уже не было чужим, и страх оставил его.

* * *

Пока прапорщик осматривал автоматы, сверяя номера, лязгая затворами, Комод сидел на табуретке, рассматривая рисунок кафеля. Неплохо, фасонисто. Кухонька удалась. Стильная мебелишка, мойка большая, один холодильник старый – ЗИЛ с ручкой-закорючкой. Зато на нем стоял керамический кувшин с двумя распустившимися тюльпанами. Японский букет.

Холодильник дрогнул, включаясь, и лепесток беззвучно упал на стеленную клеенку.

– Потом почищу. – Прапорщик вынес железо. Ход из дома прямо в гараж, удобно, хотя от нужды, от тесноты это у прапора.

Хозяин вернулся, долго мыл руки розовым округлым куском самого импортного мыла, струйка из крана тоненькая, с вязальную спицу.

– Огороды поливают, разбор большой, – поймав взгляд Комода, объяснил прапорщик.

Если это огороды, то цветы в горшках – сад. Нет, у него одних яблонь будет две дюжины, ранет, мельба, белый налив, антоновка, впрочем, он посоветуется с садоводами. Дюжину груш, вишня, черешня – белая и красная, малина, крыжовник. Это – сад. И огород – ни грамма химии, в землю – навоз, скворечники развешает. И оранжерейку. Лимоны, персики. Для себя.

– Стопарек за удачу. – Прапор достал из холодильника бутыль «Кубанской», и еще пара лепестков опала. К утру все облетит.

Пить не хотелось, но зачем обижать полезного человека?

– За удачу, – согласился Комод, посидел для приличия у вспотевшей бутыли. – Извини, пора.

– Да-да. – Прапор закивал. – Не забывай.

– Не забуду.

– Нет, я хочу сказать, ты так заходи, без дела. Посидим, повспоминаем.

Не первая у него рюмка, раз зазывает. Прапор гремел засовами уже по ту сторону ворот. Молодец, устроился. Водка умягчила Комода, и прапор показался хорошим, близким. Нужный мужик. У него в части резервисты сборы проходят, студенты, интеллигенты, одним словом, партизаны. Для них достают со складов старое оружие из больших деревянных ящиков, месяц студентики железо на себе потаскают, сдадут зачет по стрельбе, двенадцать патронов на три мишени, ближняя в рост, пулеметное гнездо, дальняя в рост, вычистят, обмажут густым консервантом, обернут промасленным пергаментом, уложат в ящики, завернут шурупы и еще на двадцать лет в дальний угол поставят, до следующий переконсервации, поди сыщи сегодняшние стволы.

Он дошел до уазика. На серой пыли под передком выглядывала темная лужица. Масло подтекает? Непорядок!

– Андрюха! – Он распахнул дверцу со стороны водителя, и тот тихо вывалился наружу.

– Ты чего? – Остаток хмеля заставил задать ненужный вопрос, затем хмель исчез, и Комод посветил фонариком. На заднем сиденье Владлен завалился спиной вверх, и видно было – мертв.

Кто? Кто смог их – так? Не пулей, даже не ножом? Комод отвернул крышку бензобака, марлевый бинт индивидуального пакета пропитан бензином и размотан во всю длину, один конец – в бак, чиркнул спичкой и бросился бежать, бежать изо всех сил, не оборачиваясь на взрыв. Простите, ребята, иначе нельзя, ни одна ниточка не должна вести к нему, к фирме, к дому за городом, к саду с крыжовником.

Черная тень перед ним расплылась и, когда он свернул за угол, исчезла.

К остановке удачно подъезжал автобус, бег и одышка внимания не привлекли. Да и не было никого на остановке. Последний автобус.

Он прошел в хвост. Длинный, гармошкой, автобус взвизгивал в движении голодным подсвинком, бегающим где-то под днищем, тычущим пятачком туда-cюда, а – нету ничего. Все съели другие.

Он осмотрелся в тусклом свете горевших через раз плафонов. Несколько темных пятнышек на штанине. Андрюшина кровь. Машина – призрак, номера перебиты, знаки чужие, по ним на фирму не выйдешь.

Ведь и Мирона так же кончили. Он едва сдержался, чтобы не застонать с досады. Серый, водила, плесень. Девчонка убила Мирона, как же. Подстава это. Подстава.

Комод вспомнил, как на курсах им читали лекцию о спецслужбах, что-то говорили о «гипертеррористах». Именно такое определение дал лысый подполковник – гипертеррористы.

«Для них убийство – средство запугать, посеять панику, ужас, и поэтому они убивают не так, как все». Это полковник шутил, имея в виду контингент слушателей. Смекайте, братцы.

Вот и смекнул. Значит, так: левобережцы или третья сила, не важно, хотят вытеснить с рынка фирму. Игра начинается с зооцирка, надо же с чего-нибудь начать. Пообещали тем защиту. Серый сдает Мирона, предупреждает об акции – и нет Владлена с Андрюшей. Единственный шанс –