Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

ты! И у меня второго недавно, – порадовался Семен за друга. – Поздравляю, Илюха! Где меня найти, ты знаешь, в любое время заходи, рад буду и посидеть, и выпить.

Самому ему к боярину на двор не по чину заглядывать. А вот Илья к нему прийти может, и урона тут никому не будет, чай, дружба детская самая крепкая. Так что в город Илья проехал невозбранно. И по улицам пролетел, и у казарм спешился.

Там его и того лучше знали.

– Илюха?

Сейчас бы заорать, поднять всех на ноги – да нельзя!

А потому Илья на приехавших с ним людей кивнул:

– Поднимай всех! У меня дочь родилась!

А что не совсем его это дочь и что родилась она еще когда… и кого это волнует? Кто об этом подумает, когда один из всадников бочонок показывает малый, и булькает тот очень соблазнительно, и второй тоже с бочонком, и закуска явно у них с собой…

Так-то никто и не насторожится. Погулять человек приехал, понятно все. И на дармовую гулянку подтягиваются все.

И кто спал, и кто бодрствовал, и кто рядом был…

А Илья не торопился!

Не просто ж так гулять? Стол накрыть надобно, кубки поставить, снедь всякую в тарелки выложить, тут еще и сырое мясо есть, сейчас поджарим…

Какое уж тут нападение тайное?

А лодки уж причалили, и рыцари высадились, и к казармам шли, рассчитывали, что сонных застанут стрельцов.

И было поздно предупреждать, встречать… Двоих предателей, которые в темноту кинулись, люди Божедара переняли.

Оставалось ждать. Уже совсем недолго.

* * *

Отряд, с которым Руди шел, добрался спокойно до места назначенного. Вот и изгиб приметный, вот и человек ждет, в темноту вглядывается, Руди руки ко рту поднес, гавкнул, собаке подражая. Ежели и услышит кто, не сразу поймет, откуда звук доносится. Мало ли какой псине побрехать захотелось? Ладога же, тут в каждом дворе по собаке, а где и по две-три.

И ответно ему с берега мяукнули. Один раз. И спустя пару минут еще один.

Руди дух перевел.

Все спокойно, причаливать можно… Его лодка первой в берег и ткнулась. Магистр выпрыгнул, сапоги намочил, ругнулся… коварна Ладога. Вроде и река, а приливы-отливы бывают, и туманы, и омуты, набежала волна, окатила.

Руди умнее поступил, подождал, пока лодку на берег вытащили, к колышкам привязали, потом уж через борт полез.

Его Фриц Данаэльс, сын Пауля, ждал, смотрел преданными глазами.

– Мейр Истерман, можно я с вами пойду?

Руди на магистра посмотрел:

– Можно ему?

– Почему ж нет? Оружие-то у тебя есть, мальчик?

Фриц аж покраснел от неудобного вопроса.

Не было у него оружия, не было, и по веской причине: тянуло парня на подвиги, а с оружием в руках он вдвое чаще задирался ко всем окружающим. Вот отец ему лишний раз даже нож хлебный не доверял, не то что хороший клинок.

– Я… это…

– Клинок найдем. Постарайся только в первые ряды не лезть, защиты-то нет у тебя.

– У меня куртка с пластинами нашитыми! Благодарю! Не подведу я!

Фриц тулуп распахнул, показал под ним куртку из дубленой бычьей кожи, на которую лично металл нашивал. И пластины, и обрывки кольчуг разных… Смотрелось, конечно, не слишком хорошо, но не звенело, движений не стесняло, и от клинка защищало. Чего еще-то требуется?

Фриц вперед ушел, Руди на магистра поглядел вопросительно:

– Зачем? Дурак ведь…

– Послужит смазкой для клинков. Если он погибнет вместо кого из моих людей, плакать не буду.

Это Руди понимал.

И то, не слишком много рыцарей в Ордене Чистоты Веры, а сегодня и еще меньше будет. Умеют россы сражаться.

Даже врасплох застигнутые, даже сонные, а все одно, ежели смогут они в руки оружие взять – то и удар нанести смогут. И убить кого-то…

Страшный это противник. Беспощадный и безжалостный, прежде всего к себе. Потому и сражаться с ними тяжело всякому цивилизованному человеку. Там, где Руди бы уж шесть раз сдался, просчитав, что не выиграет, и выторговывая для себя условия получше, россы все одно идут в атаку. Иногда – самоубийственную.

Безумные люди! Безумная страна!

Рыцари Ордена двигались к царским палатам.

* * *

Любава руку над жаровней протянула, нож взяла, горсть порошка серого, травяного в угли тлеющие сыпанула, щедро ножом помешала, потом решилась, поперек ладони своей провела:

– Dormi, dormi, veni, et populum in aedificio tuo stragulum tege. Somni Deus Morphei, te obtestor, quaeso, sanguinem meum ac vires tibi immolo. Fac verba mea inexsuperabilis, fac somnum continuum…[118]

Варвара стояла почти напротив и видела, как белеет, покрывается морщинами лицо Любавы, как прямо на глазах седеет, выцветает одна из прядей – не просто так сейчас она слова произносит.

И верно, нападет на всех, кто в палатах, глубокий сон. Смертельный сон.

А только Любава и не ведьма почти, нет у нее ничего такого ведьминского, окромя руды в жилах. Вот ею и платит сейчас Любава, жизненную силу свою расходует на то, чтобы преград лишних не было у магистра с его людьми.

Была б тут Сара или Ева, мигом бы они все сделали, да только нет их.

Вот и приходится Любаве самой надрываться, самое себя в каждое слово вкладывать, кровь лить, лишь бы подействовало.

Вот закончила шептать женщина, Варвара к ней кинулась, подхватила:

– Удачно ли, Любавушка?

– Удачно, Варя. Сейчас уснут все крепким сном… вечным сном.

Оскал на лице у царицы череп голый напоминал, так кожа побелела, так скулы обтянула, аж зубы выступили.

И кровь из носа бежит тонкой струечкой, и сосуды полопались в глазах.

Варвара кое-как государыню до постели довела, благо Федор помог.

– Сейчас, Любушка, а вот компресс холодный на головушку…

– Борька тоже уснул? – Федор промолчать не смог.

– Да, все уснули, кроме нас.

Чего Любаве эти слова стоили?

Из носа сгусток крови вылетел, на платье шлепнулся багровым ошметком, а Любава голову запрокинула, сознание потеряла. Непосилен ей оказался труд ведьминский.

Еще и Михайла не уснул, но чего ему это стоило! Парень все плечо себе изранил, стараясь глаз не сомкнуть. Вроде и рядом был, считай, за дверью, а все одно – накрывает. Даже глоток крови Федора, с утра выпитый, и тот не помогал толком, то ли прошел уж, то ли Федор сам чего не знал о ведьмовстве…

Ничего, справится он, продержится.

– Тогда я сейчас по нужде отойду да и вернусь…

– Феденька…

Варвара и сказать ничего не успела. Федор мигом за дверью очутился, на Михайлу взгляд кинул:

– Не