Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Чуют, сегодня они вволю крови человеческой напьются.

Да не до змей булатных сейчас Усте.

За дверью двое стрельцов спят, выглянула Устинья, до губ каждого пальцем с кровью своей коснулась, да и обратно скрылась. Пусть в себя приходят, как знают. А что могла – она для них сделала, не погибнут они, как бараны на бойне.

Сказала ей Агафья, как с мужа чары снять, а о другом еще умолчала. Покамест не выветрится кровь ее, будет она с Борисом крепко связана. Ее сила – его сила. Его боль – ее боль.

А и правильно, Устя сегодня все на кон бросила. Когда Боря погибнет, то и ей не жить на земле-матушке, ни к чему ей жизнь такая. Улыбнулась она, плечи расправила. И Борис ей в ответ улыбнулся. Так, как мечталось некогда, как уж и не надеялась увидеть никогда, и от этой улыбки вчетверо сил у нее прибыло, сейчас бы и горы она своротила.

– Справимся, Устёнушка.

– Справимся, лю́бый мой.

Черный огонек разгорался все сильнее. Сегодня он без добычи не останется.

Глава 8

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Соколовой

Черная Книга.

Интересно, куда она делась, в той, черной жизни моей?

Хотя нет. Неинтересно, ответ известен заранее. Осталась у ведьмы Сары. Или как там ее звали? А неважно, главное, что вся эта нечисть иноземная на Россу хлынула и преотлично себя чувствовала. Я же помню, как моя свекровушка выглядела. Это я ходила, что привидение замученное, а она – цвела! Странно только, что умерла так рано, могла б и еще сто лет прожить.

Или – не умерла?

Ан нет, помню я, как Федор убивался. Стало быть, какие-то ограничения были? Есть? Что-то такое моя свекровка сделала?

Или – еще проще? Может, иноземцы о ней позаботились, а может, и кое-кто другой.

В этой жизни уверена я, что Маринка умерла, и туда и дорога негодяйке! За Борю еще и мало ей!

А в той жизни?

Когда ни тела ее не нашли, ни чего другого? Ламия ж! Существо достаточно хищное и мстительное. И результат мог быть. Не стала бы она за мужа мстить, не надобно ей такого. А вот за себя, за свои планы порушенные, за то, что ребеночка ей с моей помощью зачать да выносить не удалось, за власть отнятую… почему Федора не убила она?

А может, и не получилось сразу-то! Или… что тот Федор? Кукла-марионетка. Дерни за ниточки, он и лапками замашет в воздухе. Это у меня им управлять не получалось, а все остальные с этим делом справлялись легко. А я…

Стоило мне сказать «черное» – Федька тут же мчался доказывать, что это белое. Почему так?

Он меня ненавидел?

Нет… в монастыре побывав да поумнев, понимаешь, что другое это.

Не ненависть. Желание подчинить, в себе растворить, чтобы я на мир его глазами смотрела, его дыханием дышала, как это сейчас у меня с Борей происходит. Только Бореньке я по доброй воле все отдала, сама умереть готова, лишь бы он жил. А Федору меня, не спросив, отдали. И за то он меня ненавидел. Знал, что добром я бы с ним не осталась, что не люб он мне, постыл, не надобен… Сам себе не признавался, а чуял всем нутром. Оттого и бесился люто, безнадежно, от бессилия своего. Хоть ты на четыре трона сядь, хоть кем себя объяви, не властен ты в чужой душе и никогда властен не будешь. А хотелось ему. И любил, и ненавидел, и подчинить хотел – смесь гремучая.

Придет ли он сегодня?

Да я жизнь готова в заклад поставить, что придет! Для него это главный и единственный шанс! Шанс брату отомстить, меня забрать, и все это, покамест во дворце суматоха да суета… Понимает ли то Любава? Нет.

Вспоминая черную свою жизнь, думаю, что не понимает. Она-то свято уверена, что Феденька ее – сыночек маленький, что послушен он, как овечка, что сделает Федор все, что скажет она.

Зря уверена.

А впрочем, неважно.

Не я ее разубеждать буду, сам Федор с этим справится, когда жив останется. Мое же дело куда как проще. Я должна Бореньке жизнь сберечь. А когда получится, не допустить, чтобы брата своего он убил. Лучше уж сама Федьку убью! Мне его не жалко, и рука не дрогнет, а вот Боря и оплошать может. Как ни крути, они от одного отца, они всю жизнь знали, что братья. Пусть врала Любава бессовестно, Боря уже впитал все это, привык за столько-то лет!

Что толку тело его спасти, когда душа надломится, когда потом он себя виной напрасной измучает? Я бы сказала, что Федьку и три раза убить можно и что на благо это, а Боренька – нет, не готов.

Любого другого – пусть. Но мачеху или брата лучше ему не трогать.

Ох, что ж с людьми-то тяга к власти делает?

Что в ней такого, в этой блестящей игрушке, что человек готов всех и каждого под нож пустить, себя продать, семью растерзать? Что такого в обруче с камушками, что за него душу закладывают?

Это ж не игрушка какая, это ответственность, громадная, тяжелая, страшная… смертная. И за каждого, кто по твоей вине жизни лишился, с тебя спросят. За все ты на том свете ответишь.

С властителей другой спрос?

Да, и это верно.

Когда ты свою страну из пепла и руин поднимал, когда держава при тебе землями и людьми приросла, когда колосс плечи расправил, тебе и убийства простят, и войны. А ты-то уверен, что справишься? Что не будет наоборот?

Это ведь не огород растить, а и то не всем удается. Некоторым делянку с репой-то не доверишь, а туда же, государством управлять рвутся!

Любава об этом никогда не думала. И Федька тоже. А Боря очень боится Россу подвести.

А я… я боюсь его подставить. Тоже в чем-то подвести, не оправдать ожиданий…

Я справлюсь!

Во имя тех, кто ушел за грань, во имя тех, кого я предала в той жизни, – в этой я лучше сама умру! Клянусь!

* * *

Женщина на маленькую комнату смотрела не с отвращением.

Черная Книга.

Кому чего, а ей – последний шанс, и не будет другого, собралась она с духом да и переступила порог каморки.

Тут-то