Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

— Хорошо, Мирослав Миргородский. — Он произнёс имя с той же холодной размеренностью, как и всё остальное, словно пробуя его на вкус. — Я пока верю тебе, хоть и не до конца понимаю, как такое возможно.

Вдалеке глухо загудел заводской гудок, отмеряя очередной рабочий цикл. По улице прошла группа мужчин в тёмных пальто и кепках, оживлённо обсуждая последние известия, один из них сжимал в руке свежий выпуск газеты, заголовок которой Мирослав не мог разглядеть.

Сталин продолжал смотреть на него, затем медленно добавил, уже более жёстко:

— Но знай: если ты врёшь, последствия будут тяжёлыми. Ты это понимаешь?

Мирослав чувствовал этот взгляд так же ясно, как ощущал воздух в лёгких. Всё в этом человеке, начиная от его манеры держаться и заканчивая тонкими, почти незаметными изменениями в интонации, говорило: здесь не место для шуток.

Он сглотнул, посмотрел в глаза собеседнику и твёрдо кивнул.

— Понимаю. Мне нет смысла вам лгать.

Секунду они просто молчали. Где-то вдалеке послышался скрип двери, негромкий детский смех. За окном в соседнем дворе старик поправлял старый плакат на деревянном заборе, аккуратно разглаживая его ладонью.

Тишина натянулась, как струна, а затем Сталин слегка наклонил голову, продолжая изучать Мирослава с неизменной холодной отстранённостью. И если раньше в этом взгляде было просто наблюдение, то теперь, кажется, появилось что-то другое — интерес, тщательно скрытый за железной маской.

Сталин медленно поднялся со стула, его движения были размеренными, словно каждый шаг был выверен заранее. Он прошёл к окну, на мгновение задержавшись у подоконника, и глянул вниз, туда, где улица дышала размеренной суетой. Над городом уже рассеялась утренняя дымка, в воздухе стоял запах свежего хлеба и выхлопных газов первых автомобилей. Где-то во дворе загудела шарманка, раздаваясь переливчатой мелодией, а у соседнего подъезда омега в рабочей кепке перелистывал газету, задумчиво морща лоб.

За стеклом Москва 1935 года жила своим размеренным ритмом: продавец газет громко выкрикивал заголовки последних новостей, рабочие тянулись в сторону завода, оставляя за собой запах угля и металлической стружки, а на перекрёстке пожилой альфа в тёмном пальто неспешно беседовал с милиционером, кивая на что-то, лежавшее в его ладони. Мирослав смотрел на эту картину, почти забывая, что сам не принадлежит этому времени. Почти.

Сталин ещё какое-то время молчал, затем, не оборачиваясь, заговорил ровным голосом, в котором не было ни сомнения, ни излишнего интереса — только твёрдая, спокойная уверенность:

— Я готов предложить тебе помощь, но взамен ты будешь полностью откровенен со мной и будешь выполнять всё, что я скажу. Согласен?

Мирослав сглотнул. Часть его разума говорила, что выбора у него действительно нет. Часть — подсказывала, что перед ним человек, которому нельзя доверять слепо. Но что ещё он мог сделать? Он был чужим в этом времени, беспомощным среди этих людей, которые могли решить его судьбу одним словом.

Он поднял взгляд, встретившись с тёмными глазами Сталина.

— Да. У меня всё равно нет другого выбора. Спасибо…

Сталин коротко кивнул, будто подтверждая очевидное. Затем, неторопливо повернувшись к нему лицом, заговорил уже более низким, жёстким тоном, от которого у Мирослава непроизвольно побежали мурашки по коже:

— Тогда запомни одно: отсюда теперь ты не уйдёшь, пока мы не выясним всё до конца.

Он сделал шаг ближе, бросая тень на стол, где лежал диплом и телефон, словно два чужеродных предмета в этой реальности, в этом времени. Взгляд его стал жёстче, голос обрёл ту неоспоримую твёрдость, с которой не спорят, которую принимают как данность.

— И запомни моё имя. Иосиф Сталин.

Мирослав замер. Он услышал это имя так, будто оно пронеслось по воздуху с металлическим оттенком, будто каждая буква в нём имела вес, необратимый, давящий.

Это не просто имя. Это эпоха. Это власть. Это страх.

Он резко вдохнул, осознавая, кто стоит перед ним, и всё вокруг будто замедлилось. За окном кто-то громко рассмеялся, где-то за стеной хлопнула дверь, и этот звук вернул его в реальность.

Он смотрел на Сталина, а тот смотрел на него.

Сцена замерла в напряжённой паузе, полной неизбежности.

Глава 7

Один на один с реальностью

Когда дверь за Сталиным закрылась, комната словно погрузилась в ещё более глухую тишину. Тиканье часов на стене звучало ровно, размеренно, но теперь оно казалось Мирославу слишком громким, почти навязчивым, как удары молота по металлу. В этом монотонном ритме был свой порядок, чуждый, непривычный, настойчиво вбивающий в сознание одну простую мысль — он здесь, он не спит, он в тридцать пятом году, в другой реальности, другой Москве, которая ему не принадлежит.

Он медленно провёл рукой по столу, ощущая под пальцами шероховатую поверхность. Дерево было крепким, гладким, но на ощупь совсем не таким, как современный пластик его рабочего стола в клинике. Здесь всё было чужим — от простых, но добротно сколоченных стульев до запаха, который казался ему пропитанным чем-то старым, плотным, словно впитавшим в себя десятилетия тишины и ожидания.

Перед ним лежали два предмета — его телефон и диплом. Два призрака из будущего, два последних свидетельства его прежней жизни, которые теперь выглядели здесь абсурдно, почти нелепо. Он взял телефон, перевернул его в руках, машинально провёл пальцем по экрану, но, разумеется, экран не загорелся. Бесполезная тёмная пластина, которую в этом времени никто не сможет понять.

«Как глупо. Я всё ещё держусь за него, будто он может что-то изменить…».

Он поставил его обратно, рядом с дипломом. Бумага, печати, его имя, отпечатанное в углу. Всё ещё настоящее, всё ещё его, но теперь — уже не имеющее смысла. Мирослав резко втянул воздух и закрыл лицо руками, чувствуя, как внутри медленно закипает паника.

«Иосиф Сталин… Я разговаривал с самим Сталиным. Это же полное безумие… Как я вообще здесь оказался?».

Он провёл пальцами по волосам, сжал виски. Размышления были вязкими, липкими, беспорядочными. Он пытался собрать их в кучу, выстроить хоть какую-то логическую цепочку, но в голове звучал лишь один и тот же рефрен:

«Это невозможно. Это невозможно. Это невозможно».

За окном едва слышно перекликались голоса. Где-то во дворе загудел велосипедный звонок, раздался короткий лай собаки. Москва за стенами комнаты жила своей жизнью, абсолютно не ведая о том, что в этой маленькой, строгой комнате сидит человек, который пришёл из будущего.

Мирослав медленно опустил руки и снова посмотрел на диплом.

«Я был врачом. Стоматологом. Только вчера