Великая Река: Долгое лето - Токацин

вообще рредкость. Меня схватили как шпиона. Хуже всего, благорродная дева, что стррах прропитал весь Хекоу от крыш до фундаментов. Из-за глупого стрраха я сижу тут с камнем на кррыльях – и не уверрен, что смогу когда-нибудь летать, хоть бы его и убррали. Однако… не мне ррассуждать о стррахе, после того, что я услышал о тебе от этих недотёп. Всякое я видел, но чтобы прри свете дня стрраже меррещился Янакатекиль и его последыши… Тут Льоке себя прревзошёл! Я пррав, дева? Тебя обвинили в Некрромантии?

- Да, - потупилась Речница. – Но я не причинила никому зла…

- Несомненно, Кесса Хуррин Кеснек, - зелёный глаз на мгновение сомкнулся. – Стрражники Льоке либо ослепли, либо обезумели от стрраха перред тьмой… ты отмечена дарром Нуску, и это очевидно – а никто из живых не смог бы сочетать дарр Нуску и дарр Каимы. Нелепое оскоррбительное обвинение! Они так боятся Янакатекиля, что не смеют даже узнать о нём как следует. Веррно, прравду говоррят, что Льоке сам с ним в рродстве…

Кесса рассматривала камень. Ей было очень неловко. Сказать правду?..

Что-то золотистое сверкнуло во мгле у закованных рук Речницы – две тускло светящиеся жёлтые кромки. Они шевельнулись, и под ними зажглась пара янтарно-рыжих глаз. На Кессу, дрожа широкими ушами и едва заметно мерцая в темноте, смотрела маленькая жёлтая кошка.

- Это ты? – изумлённо прошептала Речница. – Но откуда ты пришла?

- Для сегонов, насколько я знаю, заперртых дверрей не существует, - отозвался из темноты Уску. Судя по голосу, он был удивлён не меньше Кессы. Кошка вздрогнула и выронила что-то из пасти. Что-то тёмное, отражающее тусклый свет сегоньих ушей, зазвенело по полу и полыхнуло россыпью красных искр. Кесса тихо охнула – перед ней лежало Зеркало Призраков. Кошка заглянула в него, зачем-то тронула его носом, потом посмотрела Речнице в глаза и склонила голову набок.

- Ты нашла его в пустыне? Спасибо тебе, - прошептала Кесса, с опаской глядя туда, где должна была быть дверь. Кто знает, есть ли тут у стен уши…

- Не знаю, что на уме у этого ррассветного стрранника, - Уску, повернув голову, рассматривал сегона, - но твоя судьба, дева, ему небезрразлична. Что в очерредной рраз подтверрждает – обвинить тебя в Некрромантии может только недоумок. Что я могу сказать о Льоке…

Речница вдруг обнаружила, что смотрит в пустоту. Рядом с тускнеющим Зеркалом уже никого не было. Она посмотрела на Уску, он медленно смежил веки.

- Думаю, она веррнётся, - сказал он. – А пока постаррайся задрремать. Так быстррее прройдёт врремя. В этом скверрном положении каждая секунда кажется вечностью…

- Уску, - Речница попыталась поймать его взгляд, - ты совсем не боишься смерти? Тебя ведь тоже… не отпустят с миром.

- После тррёх дней в камне смеррть покажется прриятной, - отозвался Уску, и Кессе почудилось, что он усмехается. – Оставь стррах, Кесса Хуррин Кеснек. В нём уже нет прроку.

Кесса опустила голову на камень и закрыла глаза. Сон накрыл её, как морская волна, - так сказывалась усталость от долгого бегства. Когда Речница вновь подняла веки, рядом что-то шуршало и брякало, а о её плечо тёрлось что-то мохнатое и горячее. Кесса изумлённо мигнула.

- Ты вернулась? Что там у тебя? – спросила Речница, щурясь в темноту. Свет, исходящий от ушей сегона, уже казался ей ярким – и в нём Кесса разглядела борт большой корзины и торчащий из неё гладкий белый шип – нож, подаренный когда-то Речником Фриссом.

- Да, этот сегон кррепко к тебе прривязан, дева, - удивлённо заметил из темноты Уску. – Такие большие прредметы они старраются не перреносить. Смотрри!

Кесса повернула голову, но не увидела ничего. Кошка топталась по её спине, источая жар и время от времени вспыхивая. Речница захихикала – ей было щекотно. Со спины растерянно мяукнули, и сегон спрыгнул на каменную плиту и понюхал её. Он тыкался носом в руки Речницы – там, где они уходили в камень, трогал лапой гранит и мерцал ушами. Что-то сильно его беспокоило.

- Она и тебя перреместила бы, - сказал Уску без тени сомнения в голосе, - если бы не священные оковы. А эта махина для неё тяжеловата.

Кошка оглянулась на белого пленника и протяжно мяукнула. Уску моргнул.

- Скверрно я понимаю язык сегонов, - посетовал он. – А говоррю ещё хуже.

Он издал несколько странных фыркающих звуков и басовито мявкнул. Сегон прижал уши, оглянулся на Кессу и подбежал к белому коту. Вернулся он скоро, боком потёрся о плечо Речницы и ткнул лапой туда, где скрылся в темноте вырезанный на граните знак. Он вспыхнул снова – золотое око, высеченное в камне. Кошка трогала его и сердито шипела. Теперь светились не только уши, но и распушившийся хвост.

- Ты хочешь открыть замок? – шёпотом спросила Речница. Кошка виновато посмотрела на неё и опустила уши.

- Если бы желания было достаточно… - с явным сожалением подал голос Уску. – Священные оковы хорроши тем, что откррыть их может только потомок бога… иначе говорря – Ханан Кеснек. Напрримерр, Льоке. Ррассветные стрранники почему-то к потомкам богов не относятся. Да, непрриятно…

Кошка встряхнулась всем телом, захлопав крыльями, и свернулась в клубок рядом с Кессой. Её свечение медленно угасло, как и золотое око на граните. Наступила тишина. Речница опустила голову на камень и закрыла глаза, но сон к ней не шёл.

- Уску, - решилась она нарушить молчание, - скажи, когда тут кормят узников?

Зелёные светящиеся глаза медленно раскрылись – йиннэн, как видно, дремал всегда, когда его не будили, каждую свободную секунду.

- Знаешь, дева, за трри дня мне еду не прриносили ни рразу.

Речница вздохнула. По её ощущениям, день клонился к закату, а ела она в последний раз на рассвете. Да, умеют тут сделать смерть желанной…

Жёлтая кошка зашевелилась, зажигая огоньки на кончиках ушей, и растаяла во мраке. «Наверное, ушла на охоту,» - подумала Речница, пытаясь удобно устроиться на камнях. «Вот же напасть! Она тут весь день, а я ей даже воды не могу дать. Нехорошо…»

Кесса зашевелила пальцами и еле слышно прошептала слова сжигающего заклятия. Может, камень всё-таки лопнет от перегрева?

Сквозь звон в ушах, белые круги перед глазами и нестерпимую боль – Речнице казалось, что её руки кто-то сунул в лаву – Кесса услышала короткий мяв и недовольное