Тот, кто пришел из завтрашнего дня (1-11часть) - Алёна1648

Мирослав сжал зубы, чувствуя, как внутри него что-то вздымается — не страх, нет, но предчувствие. Если он хочет что-то изменить, если он хочет, чтобы стоматология перестала быть просто очередным механизмом в государственной машине, чтобы пациенты перестали страдать из-за устаревших методов, он должен будет сражаться.

Но был ли он к этому готов?

Он наклонился вперёд, опершись локтями на стол, склонив голову над бумагами. Был ли он готов к тому, что Карпов и ему подобные не просто отвергнут его реформы, но начнут играть в грязную игру?

Что, если он ошибся?

Что, если он уже проиграл, даже не начав?

Мысли его запутались. Он понимал: в этом месте, в этой больнице, в этом 1935 году он был чужим. Никто об этом не знал, никто не догадывался, но он ощущал это каждой клеткой своего тела. Он не принадлежал этому времени, этой среде, этой системе, где каждый шаг, каждое слово, каждый вздох был пропитан неуверенностью.

Если бы он был альфой, возможно, было бы проще. Альфа сказал — альфа сделал. Но он — омега, и его авторитет всегда будет под сомнением.

Карпов знает это.

Карпов смотрит, оценивает, ждет.

Карпов знает, что Мирославу придётся приложить вдвое больше усилий, чтобы его слушали.

Он сжал пальцы, ощутив под ногтями шероховатость бумаги. Нет. Он не остановится.

Пусть они смотрят. Пусть шепчутся. Пусть ждут, когда он оступится.

Он поднимет голову. И пусть Карпову кажется, что это лишь вопрос времени, что молодой врач в конце концов сломается, пусть они думают, что этот омега ничего не сможет изменить, но он будет стоять до конца.

Тишина в кабинете была вязкой, будто сгущавшейся вокруг него. Мирослав провёл языком по сухим губам.

Борьба только началась.

* * *

Коридор встретил Мирослава удушливым воздухом больницы — смесью антисептиков, перегретой пыли и ещё чего-то тяжёлого, неуловимого, того, что не пахло, но чувствовалось кожей, проникало в лёгкие и оседало там странной тяжестью. Возможно, это был страх. Но не его страх — чужой, разлитый в воздухе, сотканный из осторожных взглядов, невысказанных слов и приглушённых шагов.

Он едва успел выйти из кабинета, когда его остановило присутствие Карпова. Тот уже ждал.

Стоял прямо напротив, чуть сбоку, словно случайно, будто не поджидал, не высчитывал этот момент, но Мирослав сразу понял — он ждал. Ждал именно его.

Карпов держал в руках папку — аккуратно, словно она весила не бумажные граммы, а целые судьбы. Несколько врачей стояли рядом, неровной полукруглой тенью, и в их взглядах не было удивления. Значит, всё было задумано заранее.

«Что ж…» — холодно подумал Мирослав, не замедляя шага, — «если бой, так бой.»

Карпов склонил голову набок, его губы чуть шевельнулись — улыбка.

Но не доброжелательная, не дружеская, нет. Это была улыбка, в которой не было ничего человеческого. Она была, как лезвие скальпеля — тонкая, режущая.

— Товарищ Миргородский, — холодно протянул он, чуть ли не мурлыча. — У меня тут есть несколько отчетов. Очень любопытные данные.

Голос его был ровный, даже ленивый, но Мирослав услышал в нём ту особенную нотку, что выдаёт охотника, знающего, что жертва попала в капкан.

Мирослав не ответил сразу — он выждал. Он смотрел прямо, спокойно, не моргнув, изучал выражение лица Карпова, ловил малейшие изменения. Врачи вокруг, словно почуяв грозу, замерли.

— В чём дело, товарищ Карпов? — спросил он, сохраняя ровный тон.

Карпов медленно, неторопливо поднял папку, как бы взвешивая её в руках.

— В ваших новшествах, товарищ Миргородский, — произнёс он, а затем, как человек, который вдруг вспомнил нечто особенно интересное, добавил: — Ваши методы, конечно, интересны, но вот что меня беспокоит… Уже трое пациентов жалуются на новые препараты. Они испытывают побочные эффекты. Как вы это объясните?

Тишина, вязкая, как смола, растеклась по коридору.

За спиной Мирослава кто-то сдержанно кашлянул. Врач? Медбрат? Да какая разница. Сейчас эти люди были свидетелями.

«Вот как… Значит, они выбрали этот путь».

Мирослав слегка наклонил голову, будто раздумывая, но внутри себя он уже знал, что это — провокация.

Трое пациентов? Он лично следил за каждой дозировкой, за каждым препаратом, за каждым назначением. Если это и правда, то откуда он не знает об этом?

Или…

Или они намеренно ищут повод, чтобы выставить его некомпетентным.

Вот оно.

Карпов стоял расслабленно, но глаза выдавали азарт — этот азарт, который испытывает человек, когда верит, что поймал другого.

Мирослав не позволил себе дрогнуть.

Если бы он хоть на секунду показал сомнение — всё. Тогда можно было бы сказать, что он колеблется, что он неуверен, что он сам понимает — он виноват.

И Карпов ждал именно этого.

Ждал, что Мирослав попытается оправдаться, что начнёт искать объяснения.

Но он не оправдывался.

Мирослав выпрямился, сделал лёгкий вдох и медленно протянул руку.

— Покажите.

Карпов едва заметно сузил глаза.

Это был шаг, которого он не ожидал.

Он рассчитывал, что Мирослав начнёт защищаться.

Но Мирослав нападал.

Карпов протянул папку — медленно, словно ему самому было неприятно выпускать её из рук.

Мирослав взял.

Развернул.

Прочитал.

Трое пациентов.

Трое.

Имена, даты, жалобы.

«…нарушение аппетита, общая слабость…»

«…повышенная температура…»

«…головокружение…»

Странно.

Слишком… неоднозначно.

Мирослав поднял глаза.

— Вы уверены, что это связано с препаратами?

Карпов слегка повёл плечами, как бы невинно, будто ничего не утверждал.

— Мы проверяем. Но, согласитесь, совпадение любопытное.

— Любопытное, — эхом повторил Мирослав, закрывая папку. — Как и тот факт, что ни один из этих пациентов не был отправлен ко мне на осмотр.

Он посмотрел Карпову прямо в глаза.

Они оба знали.

Карпов знал, что играет грязно.

Мирослав знал, что это подстава.

Но вот окружающие? Они не знали.

Им покажется — да, может, это и правда? Может, Миргородский поторопился? Может, он действительно что-то упустил?

Вот в чём была ловушка.

Не в том, что он виноват.

А в том, что теперь ему надо доказывать, что он —