Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

– Именно, – процедила она сквозь зубы. – И этот скот ещё обвинял Руфуса… лорда Хэмпшайра в трусости. Якобы он не верил в военную мощь Аксонии. Ха! Он осознавал её пределы куда лучше, чем кто бы то ни было другой. На быструю войну, о которой мечтают эти недоумки, и надеяться не стоит, мы увязнем, как в болоте, и весь континент с нами заодно. Прольётся море крови, море, леди Виржиния. Даже если победа останется за нами, она обойдётся слишком дорого.

Святые Небеса, рассуждения о политике! Право, легче поддерживать беседу о новой выставке с леди Клеймор, о поэзии – с миссис Скаровски, а с Эллисом – о расследовании убийств. Всё понятнее и честнее, чем это.

– Любая война возвышает одних и низвергает других, – ответила я тем не менее, представив на своём месте дядю Рэйвена. – И каждый надеется, что окажется в числе первых, а не вторых.

– И втуне, – ответила герцогиня резко. – Хуже недальновидного глупца только глупец, считающий себя дальновидным. Они радуются, радуются смерти, которая, как им кажется, развязала им руки… И леди Фэйт прислушивается к этой собачьей своре больше, чем ко мне. Не так давно она имела наглость заявить, что-де осторожность – удел стариков, а молодому прогрессивному уму… – в горле у неё заклокотало, и ей пришлось на некоторое время замолчать, переводя дыхание. – Собственно, тогда мне и пришла в голову мысль пригласить вас. Вы молоды и известны своим вольнодумством, и в то же время вы невеста маркиза Рокпорта и, следовательно, верная подданная Его величества. Такая блестящая идея, но леди Фэйт заупрямилась. Не желает смотреть правде в глаза.

У меня, признаться, едва сердце не остановилось. Ведь говорят же: если хочешь рассорить двоих, приведи одному в пример второго. И как теперь мне выполнять поручение дяди Рэйвена и заводить дружбу с дочерью герцога?

Надеюсь, впрочем, что эти чувства не отразились на моём лице.

– Дети часто поступают наперекор воле своих родителей. Вовсе не обязательно, что леди Фэйт верит в то, что говорит, даже если и поддерживает сторонников войны, – предположила я.

– Вы слишком хорошо думаете о ней, – ответила герцогиня. Затем нахмурилась. – Но и я сегодня что-то слишком рассеяна. Пригласить на чашку чая и позабыть об этом! –Она схватила колокольчик с подноса и затрезвонила: – Эбби! Эбби! Ещё особого чая для меня и обычного – для леди Виржинии. Или вы предпочитаете кофе, как я слышала?

С облегчением я ухватилась за новую тему, чтобы взять передышку.

– Было бы странно владеть кофейней, но выбирать чай.

Герцогиня позволила себе поморщиться, не скрывая неодобрения.

– В моё время кофе считался непристойным напитком, напитком мужчин. Говорили, что он возбуждает страсти.

Величайшего усилия стоило мне промолчать; но никто не мешал думать о том, что крепкое спиртное гораздо более пагубно сказывается на подспудных страстях.

– Маркиз Рокпорт ценит кофе за способность прояснять разум.

– Ах, так? – вздёрнула начернённые брови герцогиня. – Впрочем, неважно. Так или иначе, я запретила держать в этом доме кофе. Эбби, ты ещё здесь? – нахмурилась она, поворотившись к горничной. Та терпеливо дожидалась окончательных указаний, не обращая внимания на недовольство хозяйки – очевидно, привыкла. – Тогда особый чай мне, и обыкновенный – для леди Виржинии. И сходи ещё раз за этой дря… за леди Фэйт.

Оскорбление было нанесено леди Фэйт, с которой мы даже не были пока знакомы. Но почувствовала я себя так, словно пощёчину отвесили мне. Даже самая скверная хозяйка, если только она считала себя леди, не позволила бы себе так относиться к служанке, как герцогиня – к своей дочери. Более великодушный человек мог бы сказать, что виною всему горе, однако разве каждый, кто переживал большую потерю, превращался в тирана для своих близких? Отнюдь. В конце концов, герцогиня не осталась в полном одиночестве, рядом с нею была дочь… Эти две женщины, которые могли стать опорой друг для друга, но вместо того пытались ужалить друг друга побольнее.

Словно ощутив тяжесть моих размышлений, герцогиня схватила веер – разумеется, чёрный – и принялась яростно обмахиваться. Щёки у неё разгорелись неподобающим для вдовы румянцем.

– Ни минуты покоя, – пожаловалась она. – Никто ничего не может сделать должным образом. Даже похороны, и те… Леди Фэйт и пальцем не шевельнула.

– И снова, соболезную, леди Хэмпшайр… Но мне приходилось слышать, что долгие путешествия благодатно сказываются на душевном равновесии, – наконец произнесла я, стараясь, чтобы это не выглядело поучением. – Вы не думали о морском круизе? Если бы вы поехали вдвоём с леди Фэйт, то она бы таким образом ускользнула от влияния дурных людей вокруг неё. И, возможно, стала бы больше прислушиваться к вам.

Взгляд её стал острым.

– А, так вот почему маркиз Рокпорт увёз вас с собой в Серениссиму. Я-то гадала… И что это были за дурные люди вокруг вас?

Видят Небеса, с каждой минутой я всё больше сочувствовала бедняжке Фэйт.

– Скорее, люди, которые желали мне дурного, – ответила я с деланым равнодушием. И даже не солгала: ведь можно считать врагами сплетников, газетчиков и прочих любителей почесать языками.

– От всех недоброжелателей не уедешь, – отмахнулась веером герцогиня. – К тому же леди Фэйт, насколько я её знаю, найдёт единомышленников даже посреди океана. На редкость строптивая девчонка.

И в тот самый момент, как нарочно, распахнулась дверь – без стука. На пороге стояла девушка удивительной красоты, которую не портило даже траурное платье. Светлые локоны были безжалостно убраны в строгую высокую причёску, за исключением двух непокорных завитков, которые обрамляли нежное лицо с мягкими, округлыми чертами. Высокая и бледная, она бы напоминала смиренную духом монахиню, если бы не её глаза: ярко-голубые, глубоко посаженные и злые.

– Даже не знаю, стоило ли мне приходить, maman, если вы прекрасно можете говорить и за меня.

Взгляд герцогини заледенел.

– Поприветствуй гостью. Это леди Виржиния, графиня Эверсан и Валтер, я говорила тебе о ней.

– А вы рассказывали, дорогая maman, что именно вы о ней говорили? – дерзко ответила леди Фэйт. – Или, быть может, мне стоит освежить вашу память?

Румянец на щеках у герцогини стал багровым.

– Придержи свой ядовитый язык. Хотя