Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

– С чего бы мне уважать невесту убийцы и душителя свободы? – вздёрнула подбородок леди Фэйт.

Я почти расслышала тонкий хрустальный звук, с которым моё сочувствие к ней разлетелось на осколки.

Воистину, дочь оказалась достойна матери. Пожалуй, они заслужили друг друга, и не желаю знать, кто из них начал эту войну первым.

– Ну, довольно, – резко приказала герцогиня. – Потом можешь злословить, сколько душе угодно. Но после чаепития. А теперь постарайся отыскать в себе хоть немного достоинства.

– Вы хотели сказать – лицемерия, maman? – выгнула бровь дугою леди Фэйт. – Ах, да, чай. Извольте.

Она вернулась в коридор. Что-то звякнуло, задребезжало, и через мгновение в гостиную въехал сервировочный столик на колёсиках из тех, которыми пользовались горничные. Бедняжка Эбби, у которой отобрали её работу, переминалась с ноги на ногу в коридоре и робко заглядывала в дверь. Нисколько не заботясь о сохранности посуды, леди Фэйт выставила перед нами чашки и два чайника, а затем разлила напитки. Мой чай был красноватым, густым, почти чёрным, с плёночкой поверху; он пах резко, и отчего-то меня замутило.

– Прошу. Вы ведь так ухаживаете за гостями в своей кофейне, леди Виржиния? – спросила Фэйт, подвигая ко мне чашку. – Что ж, давайте объявим перемирие, если maman так этого хочет.

Не желая ещё больше накалять обстановку, я взяла свою чашку и поднесла к губам. И тут яркой, пугающей вспышкой пронеслись перед глазами образы из недавнего сна.

…я протянула руку к бокалу… и в тот же миг он превратился в змею – чёрную, толстую, с такой встопорщенной чешуёй, что издали её можно было принять за шипы. В груди у меня похолодело. Змея качнулась, исторгая из горла клокочущее шипение – и ужалила мою руку.

Чашка выпала из ослабевших пальцев. Тёмная влага растеклась по столу, подбираясь к краю.

– Прошу прощения, – услышала я свой голос, точно со стороны. – Кажется, мне стало немного дурно. Я бы… я бы хотела вдохнуть свежего воздуха.

Ни единой разумной мысли не было в голове. Сердце колотилось отчаянно, точно перед лицом страшной опасности. Герцогиня нахмурилась и принялась снова трезвонить в колокольчик; леди Фэйт поджала губы и выскочила из гостиной, подобрав юбки. Вскоре появилась служанка…

«Как бы поступил Эллис?» – подумалось мне вдруг, и эта идея неожиданно принесла успокоение и прояснила разум.

Очень осторожно я достала платок, промокнула им остро пахнущий чай, а затем спрятала в ридикюль. Детектив говорил, что есть способ отыскать яд в напитке, даже если жидкости удалось сохранить совсем немного; и пусть лучше он потом смеётся надо мной и над моими страхами… Впрочем, где-то глубоко внутри я не сомневалась, что сон оказался вещим.

– Что ж, пройдёмся, – отрывисто бросила герцогиня. – А здесь пока уберут.

Разумеется, дышать свежим воздухом в буквальном смысле мы не пошли: леди Хэмпшайр всё-таки нездоровилось, она зябла и передвигалась медленно, словно превозмогая боль. Взять трость герцогиня, вероятно, считала ниже своего достоинства, однако на мою полусогнутую руку опиралась всем весом, так, что место чуть ниже локтя у меня вскоре онемело.

– Вы ведь совсем не знали его, так, леди Виржиния? – спросила она, когда мы взбирались по лестнице. Горничная, Эбби, следовала в нескольких шагах за нами, готовая в любой момент поддержать хозяйку. – Пожалуй, надо вас познакомить. И не глядите на меня так, – добавила герцогиня, и уголки губ у неё слегка приподнялись. – Я не сошла с ума, как бы леди Фэйт этого ни хотела. Вы сейчас поймёте.

Её слова совсем недолго казались загадочными – ровно до того момента, как мы очутились в галерее, длинной, и, похоже, огибающей особняк. Здесь гуляли страшные сквозняки; было весьма свежо, если не сказать холодно, но меня бросило в жар: со стены, от начала и до самого конца, глядело одно и то же лицо, повторённое в десятках вариаций, обрамлённое самыми дикими образами, от древнего романского императора и жреца-дубопоклонника до лётчика, от рыцаря, полностью скрытого латами, до обнажённого фавна, возлежащего на траве…И, Святая Генриетта, фавн был изображён уж слишком фривольно!

Руфус Дрюмонд Амброуз, герцог Хэмпшайр, очевидно, любил живопись в несколько специфическом виде.

– Мой покойный супруг собирал портреты, – с явным удовлетворением сообщила герцогиня. – И любил, знаете ли, смелость, дерзость. Как вам, к примеру, эта работа? – и она ткнула веером в сторону злосчастного фавна.

Немалых трудов мне стоило сохранить самообладание и ответить с достоинством.

– О, похоже, он был человеком, лишённым предубеждений.

– Истинно так, – кивнула она. – И человеком многих страстей. Пойдёмте-ка, я покажу вам нашу любимую картину…

Помимо портретов, на стене были развешаны и забавные безделушки, как то: фарфоровая козлиная голова, карнавальная маска из Серениссимы, бронзовое блюдо с затейливой чеканкой, чучело совы, к которому зачем-то приделали рожки… Я скользила по ним взглядом, то ли отдыхая, то ли прячась от многократно повторённых ликов умершего герцога, в таких количествах совершенно невыносимых. И – вдруг споткнулась.

Между рыцарским и монашеским портретами на стене виднелось отчётливое тёмное пятно.

– А здесь тоже что-то располагалось? – указала я на него герцогине.

Она нахмурилась.

– Действительно, сейчас припоминаю… Там была маска с Чёрного Континента, говорят, сделанная из человеческой кости. Лорд Хэмпшайр ею весьма дорожил. Представления не имею, куда она могла задеваться, но это и не столь важно. Вот, взгляните, – махнула она веером. – Этот портрет он считал лучшим, и я разделяю его мнение.

Покойный герцог был изображён на нём в королевском наряде, с горностаевой мантией, но, признаться, он интересовал меня в ту минуту меньше всего. Потому что в отличие от леди Хэмпшайр я догадывалась, куда подевалась та костяная маска. Фея Ночи утверждала, что той ночью, когда напали на лагерь циркачей, она слышала рожок Тисдейла, некогда до смерти затравленного человеком, похожим на герцога Хэмпшайра, и видела под накидкой череп. Но там, готова спорить, был вовсе не череп, а маска – и именно та, что пропала из особняка, а значит убийца входил сюда, как себе домой.

Гулкая тишина галереи показалась мне зловещей.

– Скажите, леди Хэмпшайр, ваш дом не посещали посторонние между девятым и одиннадцатым апреля?

Взгляд у герцогини вмиг стал неприятным, колючим.

– Сразу видно невесту маркиза Рокпорта, – произнесла она. Прозвучало это, впрочем, довольно мягко, без враждебности, что вместе с выражением