Концессионер - Дмитрий Шимохин

Я вошел в свой роскошный, тихий номер в «Демуте». Машинально бросил цилиндр и перчатки на стол. Подошел к огромному зеркалу в золоченой раме. Из него на меня смотрел усталый, осунувшийся человек с лихорадочным блеском в глазах. Человек, только что покоривший Сибирь, ворочающий миллионами, заключающий сделки с промышленными гигантами и бросающий вызов самой Империи. Человек, который сейчас чувствовал себя абсолютно разбитым и бессильным.

Мой взгляд упал на стол, где рядом с планами Путиловского завода лежали пачки акций «Сибирского Золота», казначейские билеты — символы моего могущества. Пыль. Все это оказалось пылью перед лицом простого вопроса: Что произошло?

В этот момент дверь моего номера отворилась без стука. На пороге стоял ротмистр Соколов. Его холодное, непроницаемое лицо не выражало ничего, кроме казенного долга.

— Владислав Антонович, — ровным голосом произнес он. — Вечер. Вам надлежит оставаться в нумерах до утра. Таков порядок для лиц под следствием.

Я молча смотрел на него. И с какой-то новой, страшной остротой ощутил свое полное, абсолютное одиночество. Соколов, выдержав мой взгляд, молча вышел, плотно притворив за собой дверь. Я остался один, в тишине роскошного номера, наедине со своей болью и растерянностью.

Я сидел так долго, уставившись в одну точку, что остывший чай в стакане покрылся тонкой пленкой. Стук в дверь вырвал меня из оцепенения. Вошел половой, доложил о приходе Кокорева. Я машинально велел впустить, не испытывая ни малейшего желания кого-либо видеть.

В номер буквально ворвался Василий Александрович — румяный с мороза, энергичный, полный планов и идей.

— Владислав! Я уже начал! — загремел он с порога, бросая на кресло бобровую шапку. — Запустил удочки в редакции «Биржевых ведомостей»! Есть там у меня один писака, Аристархом зовут, за сотню-другую любую статью напишет! Уже готовим первую публикацию — о несметных богатствах Маньчжурии и угрозе со стороны англичан!

Он возбужденно ходил по комнате, жестикулируя, но я почти не слушал его, лишь рассеянно кивал. Моя апатия так резко контрастировала с его неуемным энтузиазмом, что он наконец осекся.

— Ты чего не весел? — он внимательно посмотрел на меня. — Что с тобой?

— Видел я ее, Василий Александрович, — глухо ответил я.

— Кого? — не понял он.

— Ольгу. Невесту мою.

Я коротко, без эмоций, словно докладывая о биржевых сводках, рассказал ему о сцене на Невском: щегольская пролетка, ее смех, блестящий гвардейский офицер рядом.

Кокорев слушал, и его деловой азарт постепенно угасал, сменяясь искренним сочувствием, которое, впрочем, тут же окрасилось его неизменной купеческой практичностью.

— Эх, дела-то амурные… — он досадливо крякнул, наливая себе коньяку из графина на столике. — Ну, я, Владислав Антоныч, в этих тонкостях, признаться, не силен. Не мой профиль. Бабы — они, знаешь, как погода в Питере: то солнце, то дождь… Но тут, мне кажется, кручиниться рано.

Он подошел ко мне, положил тяжелую руку на плечо.

— Ты ж ей деньжищ отвалил немалых, так? Ну. А она теперь — девица не просто красивая, а с капиталом. Богатая невеста! А где капитал — там всегда охотники крутятся. Может, этот гвардеец и не амур ей крутит, а к состоянию ее присматривается? Дело-то житейское. А может, ей и впрямь сказали, что ты на Амуре сгинул. И она, погоревав, решила судьбу свою устраивать. Всяко бывает.

— Что теперь гадать… — с горечью произнес я. — Надо найти ее. Объясниться.

— Вот! — Кокорев оживился. — Вот это деловой разговор! Найти и объясниться.

— А как ее искать-то в этом муравейнике? — хмуро я посмотрел на него.

— Да просто же все, — тут же предложил он самое очевидное решение. — Дадим объявление в «Ведомости». «Такой-то, прибывший из Сибири, разыскивает девицу Ольгу Левицкую…» — так все друг друга ищут. Она прочтет и сама откликнется.

— Нет, — резко оборвал я его. — Не годится.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы она знала, что я ее ищу, — в голосе моем снова появилась сталь. — Сначала я должен выяснить, что это за офицер. Кто он такой, и что его с ней связывает. А уже потом… потом я решу, что делать.

Проблема переставала быть душевной раной. Она становилась тактической задачей, которую нужно было решить.

Кокорев смотрел на меня, и на его лице появилось облегчение. Он снова видел перед собой того Тарановского, которого знал — хищника, стратега, человека, который действует.

— Верно, — кивнул он. — Сначала разузнать, потом — бой. Так по-нашему. Ну, тогда тут другое средство надобно. Газетой тут не поможешь…

Он задумчиво побарабанил пальцами по столу, на котором еще стояли остатки нашего коньяка.

— Раз так… раз нужно действовать тихо… значит, нужен нам человек особый. Сыщик.

— Сыщик? — с сомнением переспросил я. — Из полиции? Да разве они станут таким заниматься? Да и как я им объясню… эту деликатность? К тому же, я под надзором. Мой «ангел-хранитель» Соколов…

— Обычный околоточный — нет, не станет, — отмахнулся Кокорев. — Да и опасно. Разболтает всему околотку, что у богатого сибирского барина невеста с гвардейцем загуляла. Нет. Но в Петербурге есть один человек… Не совсем полицейский. Легенда. Говорят, может черта в аду найти, если хорошо попросить.

— Кто же это?

— Зовут его Иван Дмитриевич Путилин, — Кокорев понизил голос, словно говорил о чем-то почти сверхъестественном. — Чин у него не самый большой, служит начальником сыскной полиции. Но сам градоначальник без него шагу ступить боится, если дело запутанное. Он не такой, как другие. Не кричит, не машет шашкой. Он — как тень. Слушает, смотрит, запоминает всякую мелочь, что другой и не заметит. А потом, когда все уже думают, что дело — гиблое, он приходит и спокойно так, будто о погоде говорит, называет имя убийцы. Распутал недавно дело о похищении бриллиантов у графини… Нашел воров в самом Лондоне! Говорят у него глаз как у орла, а нюх как у собаки. Только вот подобраться к нему непросто. Он человек себе на уме. За всякое дело не берется. И денег не любит… вернее, любит, но честь ему, говорят, дороже.

Я слушал, и во мне боролись скепсис и надежда. Легенда? Или просто очередной столичный миф? Но выбора у меня не было.

— Попробуй устроить