Янтарная гавань - Виолетта Орлова

ли сможешь долго на это смотреть. Поверь, мы можем быть весьма изощренными в своей жестокости. Да и какая-то малая часть меня давно уже жаждет крови. Я всегда любил насилие, но, к сожалению, чаще всего оно совершалось против меня самого. Теперь же, обретя могущество, я вполне могу отыграться на других.

С этими словами Киль ловко поднялся на ноги, отряхнулся от пыли и протянул Артуру флягу, в которой плескалась вода из Желтого моря. В другой руке он протягивал ему кривой армутский нож. Артур медленно принял эти сомнительные дары и нерешительно воззрился на орудие убийства. А что если попробовать всадить его в сердце Киля? Нет, нет, это не то, тогда Тень перейдет к нему. Только естествознатель способен противостоять Тени. «Инк, Инк, как же мне нужна твоя помощь!»

– Чего медлишь? – жестко проговорил Киль, с особым удовольствием взглянув на искаженное от ужаса лицо Артура. – Пошел! И давай без глупостей. Помни, что я легко могу расстроиться.

Руководитель отвернулся от ненавистного врага и обреченно побрел вниз. Он старался сдерживать свои шаги, чтобы хоть немного затянуть происходящее. Что делать? Попытаться разбудить ребят? Убежать? Успеют ли они? Киль обо всем догадается и тут же призовет своих напарников. Конечно, Артур не верил в щедрость злобного юнги и в то, что Киль отпустит Диану. Но если они и правда будут мучить девушку на его глазах? Сможет ли он противостоять, не сломается ли? Увы, здесь Артур ни в чем не был уверен. Одно дело – отвечать за самого себя, и совсем другое – видеть мучения самого дорогого и близкого тебе человека. Артур знал эту истину и раньше, но почему-то именно теперь, когда он с влажными от ужаса руками спускался вниз, к шатру, ему с отчетливой ясностью представилось, до какой степени он любит Диану и дорожит ею.

В какой-то момент юноша остановился и в изнеможении прислонился к дереву; его одолевала страшная слабость. Казалось, будто все его существо охватила болезненная лихорадка. Осталось сделать всего несколько шагов – и вот он, шатер, где безмятежно спят его товарищи. Развязка неотвратима, надо как можно скорее принять решение… Ах, если бы только Инк… С замиранием сердца Артур вошел в шатер. Сквозь отверстия в двери внутрь палатки проникал безжизненный лунный свет, падавший на красивые лица его друзей. Безмятежные, ничего не ведавшие, спокойные и оттого счастливые… Родные. Каждый особенно дорог. Нет более любимых или менее. Когда по-настоящему любишь, то этого чувства вполне хватает на всех с лихвой.

К своему удивлению, Артур не обнаружил в шатре Инка. Где же он? Юноша выскочил из палатки, но по-прежнему никого не нашел. Ладно, потом разберемся, пока он здесь, надо попытаться разбудить и предупредить остальных. Артур не решился начинать с Дианы. Бедному юноше хотелось, чтобы его любимая как можно дольше пробыла в счастливом неведении. Поэтому он приблизился к Тоду и принялся тормошить его. Беруанец отмахивался, как капризный ребенок, бормоча что-то невнятное. Нет, его не разбудить. Попробовать с другими. Увы, попытки Артура не увенчались успехом. Тогда он, в совершенной панике, выскочил из шатра. Что делать? Вдруг в темноте Артур увидел слабое фиолетовое свечение. Как будто на горе зажглась одинокая цветная свечка, словно сигнальный огонь, призывавший войско на битву со смертельно опасным врагом. Это было как раз там, где сидит Киль и ждет его действий. Артур изо всех сил кинулся обратно в гору. Он задыхался, ему не хватало воздуха, но он не остановился ни на секунду. Страх за друга гнал его вперед.

Когда юноша вновь поднялся на плато, то увидел перед собой следующую картину: Киль, стоявший над самым обрывом, и нелепо размахивающий руками Инк, возвышающийся напротив, грозный и величественный, словно неумолимый палач, казнивший своего врага, а вокруг них слабое фиолетовое облако, исходившее из ладоней естествознателя. Замерев на месте, завороженный зрелищем, Артур не слышал, как за ним по тропе пробирается кто-то еще. Вдруг Киль преобразился в прекрасную Лику. На нежной коже ее проступили ужасные ожоги, лицо скривилось от боли.

– Пожалей меня, естествознатель, – тихо произнесла она, умоляюще сложив руки. Это было трогательное зрелище, но Инк не знал жалости.

– Это тебе за Кирима и Тилли, мерзость! – закричал он срывающимся голосом и вновь направил на врага свои истерзанные руки. Видно было, что ему тяжело, видно, что он едва справлялся в этой неравной борьбе. Но сейчас Инк боролся за друзей, а не за себя одного, потому и сила у него увеличивалась многократно. Так что Киль все-таки просчитался, назвав Инка слабым. Вряд ли юнга действительно осознавал, что любовь делает нас в тысячу раз сильнее.

Вдруг на плато вбежал еще один человек, так сильно оттолкнув Артура в сторону, что тот упал на землю. Он был растерян, ошарашен, смущен. Глаза его были широко открыты, а руки сжались в кулаки. Остановившись как вкопанный, он наблюдал за происходящим, не определив еще пока для себя линию дальнейшего поведения. Киль первым увидел его.

– О брат мой, спаси меня! Желтое море вошло в Инка, и он сейчас убьет меня! Я упаду в пропасть! Тод, родной мой, спаси меня!

Этот жалостливый призыв просто не мог остаться без ответа. Еще раньше, чем Артур успел что-либо предпринять, Тод рьяно кинулся вперед и со спины со всей силы ударил Инка кулаком между лопаток. Бедный юноша, и без того замученный противостоянием с Тенью, застонал от боли и распластался на земле. Из обожженных ладоней его продолжало выходить фиолетовое облако, которое, впрочем, очень быстро сменилось на темную пыль, похожую на древесную труху. Коварная Лика с яростью раненого зверя кинулась на естествознателя и с невиданной для хрупкой девушки силой спихнула его с горы. Впрочем, Инк в последний момент ухватил врага за ноги, намереваясь утащить того за собой в морскую пучину.

– Тод! – вскричала «Лика» в испуге, процарапав землю пальцами и в конечном итоге схватившись за спасительную корягу, торчавшую над самым обрывом.

– Не трогай ее, дуралей, это Тень! – скрежеща зубами, простонал снизу естествознатель, но беруанец не захотел услышать его. Артур в этот момент подбежал к дерущимся; с размаху упав на колени, он стремительно наклонился над пропастью, чтобы помочь Инку, но, увы, было слишком поздно. И тут время будто бы замедлило свой шаг, предоставив участникам трагедии в полной мере насладиться происходящим.

«Лика» с жестоким остервенением брыкалась, пытаясь вырваться из железной хватки Инка, естествознатель морщился от боли и напряжения, опуская руки, рот его медленно складывался в вопросительное «о»; казалось, бедный юноша еще не верил в