Плюшевый: кулак - Сергей Александрович Плотников

По мне так система все равно была чревата злоупотреблениями, но… опять же, я тут без году неделя. Как-то оно все до меня работало — а мое дело пока только наблюдать и учиться.

Так что я наблюдал. И на второй-третий день начал замечать у некоторых деревень — а мы обычно бывали в двух за день — странные конструкции на полях.

Обычно «хозяйское» поле огораживалось ровненькой живой изгородью какого-то местного колючего кустарника. В этой изгороди даже имелись простенькие калитки, но многие покосились, сами изгороди прохудились — видно, их давно не подновляли. У меня тут же сложилась версия, что Орис действительно сравнительно недавно принял руководство кланом, и тот, кто был до этого — бабушка или дед Лиса — хозяйствовал куда рачительнее и доглядывал лучше. Однако кое-где, в некоторых местах в изгороди зияли проломы, а от поля были огорожены целые куски каким-то дополнительным хламом. Иногда там стояли импровизированные частоколы из веток, иногда вкопанные в землю колеса, ржавые ободы бочек и тому подобное. Я, естественно, с детской непосредственностью поинтересовался у Тейна:

— Ой, а почему мусор выкинули прямо на наше поле?

— Не знаю, — мрачно сказал Тейн, — эти крестьяне совсем распустились! Я велю старосте, чтобы сейчас же все убрали!

И действительно, велел, — прямо при мне. Староста поклонился и заверил, что непременно уберет, а виновных примерно накажет и заставит возместить ущерб за потоптанные колосья.

Однако мне было совершенно очевидно: это не мусор. Это сознательное отгораживание части господского поля. И Тейн об этом знает. Значит, в доле. М-да, что, Орис реально настолько наивен и совсем не смотрит на такие вещи во время инспекций, вот они и обнаглели вкрай? Или просто давно не ездил вместе с Тейном?

Итак, я уже почти не сомневался, что управляющий покрывает какие-то махинации.

А тут еще крестьянка…

Как я уже сказал, в деревнях нас принимали роскошно. Накрывали стол для Тейна, меня и старших учеников. Если мы прибывали вечером, то Тейна и меня также укладывали спать в доме старосты или, если имелся дом богаче и зажиточнее, то там. Старшие ученики обычно размещались на сеновале или в наших же возках в спальных мешках. Интерьеры местных домов не стали для меня неожиданностью: те же беленые стены и темные балки, что в поместье Коннахов, только все вокруг беднее и грязнее. На кроватях соломенные тюфяки, на полу — полосатые половики, на окнах местами — полосатые или клетчатые занавески, явно домотканые. В паре домов я даже видел ткацкие станки, на которых их ткут. Дома многокомнатные: уже какая-никакая цивилизация! Этаж один, отопление печное, чердак обычно не отапливается.

Так вот в тот день, когда мы сидели за ужином во дворе дома очередного деревенского старосты, вдруг в ворота как-то бочком-бочком вошла, прижимая к животу корзинку, — и вдруг бухнулась на колени немолодая грузная женщина в почти выцветшем (хотя некогда синем) платье и платке на голове, с концами, завязанными на лбу. Тут многие замужние женщины так носили, кто не мог позволить себе чепец.

— Прошу милости у юного наследника! — заголосила она пронзительным голосом.

— Кто ее сюда пустил⁈ — грозно воскликнул Тейн.

— Прошу простить! — тут же засуетился староста, бородатый и лысый старичок. — Это Хиля, она у нас немножко… того, но хлеб печет вкусный, вот я и велел ей немножко для вас напечь, думал, она принесла…

— И хлеба я принесла! — женщина выставила вперед корзинку, умудряясь одновременно отмахиваться от рук старосты, который пытался ее оттащить. — Все что есть в доме, последнюю горсточку муки замесила! Прошу, юный наследник! Смилуйтесь! Муж-то мой уже три года как помер, в прорубь зимой упал, а управляющий ваш отказывается документ-то о смерти подписать, говорит, гуляет он! И мы с сыночками за него налог платим! А где ж нам налога-то набрать, разве баба с двумя мальцами столько же сработает, сколько взрослый мужик⁈

— Цыц, дура! — заорал староста. — У тебя вон… два здоровых лба!

— Мой старший в один годочек с юным наследником родился! — завопила женщина еще громче него. — А я уже больше ничего не боюсь! Нечего бояться! Младший мой с голоду пухнет, а я вам тут последний хлеб пеку!

Она достала из корзинки круглый каравай хлеба и начала им размахивать.

Откуда-то набежали плечистые, хорошо откормленные парни — то ли сыновья старосты, то ли его наемные работники. Подхватили женщину под руки и потащили куда-то, объемистая дама упиралась босыми пятками и продолжала голосить, но силы были неравны.

— Мой господин, не берите в голову! — запричитал староста. — Хиля, она… она правда не в себе! Муж с молоденькой сбежал, вот она и…

— Если он сбежал, почему она продолжает платить за него налог? — поинтересовался я любопытным детским тоном.

Староста смешался. Управляющий Тейн горестно вздохнул.

— Таков обычай, юный господин. Не берите в голову. На самом деле налог за эту женщину платит община, но, поскольку ее муж сбежал от нее, то они, конечно, заставляют ее возместить часть. Как видите, она не выглядела голодной и истощенной!

Действительно, не выглядела.

Если бы дело происходило в назидательном рассказе из хрестоматии для младшеклассников, я бы ничуть не сомневался: Тейн и староста в сговоре, обирают эту женщину — и других таких же несчастных, за кого некому вступиться. Но… жизненный опыт подсказывал мне, что рубить вот так сплеча не стоит. Мимика и физиогномика женщины, истеричные ноты в ее голосе действительно говорили о душевном нездоровье. Только отчего — от страданий она повредилась умом, или, наоборот, поврежденный ум стал причиной страданий?

— Ну да… — пробормотал я по-детски, показывая, будто все еще в сомнении. — Она… полненькая такая…

— Если хотите, юный господин, запишите ее имя и адрес и попросите вашу матушку помочь ее детям, — вдруг сказал один из старших учеников, который прислушивался к нашей беседе. Это был Дир: тот самый, которого я счел наиболее адекватным тренером. — Она всегда жалеет вдов и сирот.

— Отличная идея! — полным энтузиазма голосом воскликнул я. Энтузиазм был ненаигранным: Дир только что дал мне повод выяснить эту важнейшую информацию. И да, от меня не ускользнуло, насколько злобно Тейн зыркнул на старшего ученика. — Староста, как ее зовут полностью? Где она живет?

Староста экал-мекал, но все-таки выдал имя и адрес: Хилѐя Э̀лго, второй с краю дом от западного конца деревни, тот, у которого наличники с лебедями. Так что именно туда я и направлялся, потихоньку улизнув с вечернего пира,