Немезида ночного ангела - Брент Уикс

Он пытливо смотрит на меня, на мою одежду, затем заглядывает в глаза.

– Да уж, пришлось попотеть, чтобы тебя спасти. – Его красивое лицо светлеет, и я чувствую, что он гордится тем, как ловко разобрался с ситуацией.

Но времени у нас почти не осталось. Я говорю:

– Что-то ты долго подводишь к делу. На тебя это непохоже.

Его улыбка меркнет. Он снова потирает лоб.

– Ты когда-нибудь боишься того, что если скажешь о чем-то вслух, то тебе придется что-то с этим делать? Как будто никакой проблемы нет, пока ты ее не озвучил, но стоит о ней сказать, и пути назад уже не будет?

– Что творится с Дженин?

Он целую минуту избегает моего взгляда и не отвечает. Я молчу.

– Беременность тяжело сказалась на ней. И, хм, не только на теле. Когда битва закончилась и мы одержали победу, вокруг было столько магии, и Дженин находилась так близко к тому, что сделали вы, двенадцать магов… Из-за этого она убеждена, что чары как-то повлияли на близнецов.

– Как-то повлияли? – повторяю я.

Логан яростно трет лицо руками.

– Она бредит, Кайлар. – Он вздрагивает, наверное, оттого что сказал «бредит».

Желая разговорить его, я отвечаю:

– Мы выплеснули столько магии, что смогли уничтожить целую армию и возвести город. Вообще неясно, как у нас это получилось. Я не удивлюсь, если наше колдовство сотворило что-нибудь еще. Что-нибудь странное.

– Дженин утверждает, что в тот момент все изменилось. Что мальчики оживились, когда нахлынула магия. Она… она боится, что Дориан что-то с ними сделал.

– Насколько помню, Дориан был вроде как занят, – говорю я. До конца битвы Дориан оставался в здравом уме. Он пожертвовал рассудком, чтобы помочь нам одержать победу и перечеркнуть все то зло, которое сам отчасти и совершил, умышленно и нет. – В ясном уме или без него, Дориан не такое чудовище, чтобы причинить вред ребенку.

– Я и не говорю, что верю ей! – огрызается Логан. Его лицо вытягивается. – То есть я пытался ей поверить. Я советовался с повитухами, и с мудрыми старицами, и с хирургами, и с цирюльниками, и с полудюжиной шарлатанов. Все, кто не пытался мне что-нибудь продать, говорили, что иногда тяжелые роды временно накладывают на разум матери отпечаток, но скоро она должна пойти на поправку. Еще я приглашал к ней лучших целительниц Часовни, чтобы те ее осмотрели. Они согласились. Но Дженин… Кайлар, ты знаешь, что я люблю ее, но мне кажется, что ей становится хуже. Она рассказывает мне про свои сны, и я знаю, что часто – даже очень часто – людям снится всякая чушь. Правильно ведь? Но то, что снится ей… Это не нормально. Я даже не знаю, когда она успевает видеть сны, ведь она так мало спит.

– Когда родились мальчишки? Два месяца назад? Разве еще не слишком рано об этом судить? Может, со временем…

– Ей становится хуже, а не лучше. Я боюсь, что она… нет, она, она не осмелится…

Боль, которую я вижу в лице Логана, пронзает и меня. Он не хочет договаривать или не может, поэтому договариваю я. Иногда другу не хватает мужества на самого себя, и приходится делиться с ним своим.

– Ты боишься, что она причинит мальчикам вред?

– Нет! Да. Или самой себе. Это пустой страх. Невозможно, чтобы она… почти невозможно, понимаешь? Но, думаю, даже это – веская причина, чтобы я заранее пресек такую возможность. – Он не может посмотреть мне в глаза. Логан крупный, он могуч телом и обладает огромной властью, но сейчас передо мной стоит маленький, съежившийся человек.

– Мне так жаль, Логан.

Кажется, он меня не слышит.

– А то, что она видит во снах, Кайлар. Гибель всего. Бредни параноика. Стоило целительницам осмотреть ее, как они сразу же отправили гонца в Часовню, чтобы запросить подмогу. Это ведь ничего хорошего значить не может, да? А когда они наконец поговорили со мной, то отнюдь не утешили. Сказали, что магией часто можно исцелить тело, но душу – почти никогда.

Я-то думал, что только у меня после нашего великого триумфа остались душевные раны. Пока вокруг праздновали, я верил, что горюю один.

– Чем я могу помочь?

Я спрашиваю, не подумав, но стоит мне произнести слова, как в голове рождается мысль: может быть, так я и спасусь. Может быть, я смогу заглушить свое отчаяние, избавив от него кого-то другого.

Логан хватается за мое предложение. Я вижу, что у него уже готов план.

– Моя новая империя пугает людей по всему миру. Все думают, что я, столь быстро подмявший под себя три королевства, наверняка агрессивен и жажду расширить свои территории. Что бы ни заявляли дипломаты, которые к нам приезжают, у половины на уме только одна цель: понять, куда я двину свои войска дальше. Не «собираюсь ли я их двигать». А «куда». В данный момент только алитэрцы могут серьезно этому помешать.

– Так ведь это же хорошо, разве нет? Алитэра очень далеко.

– Да, но это могущественная страна. Если алитэрцы в самом деле решат что-то предпринять, никто не сможет их остановить, тем более мы. Я решил, что отправлюсь на юг и заключу с ними договор.

– Отправишься? Тебе ведь нет никакой нужды ехать туда лично?

– Нужды? Нет. Я могу поступить так, как говорят все мои советники, и послать какого-нибудь умелого дипломата, который все уладит.

– Так почему же ты так не сделаешь?

– Потому что не хочу войны.

– Я знаю, что не хочешь, – говорю я, – но…

– Всякий правитель будет ждать, что мой дипломат приедет и скажет правильные слова. Дипломаты этим и занимаются. Он скажет то, что нужно, независимо от того, собираюсь я напасть завтра или не собираюсь нападать вообще. Все это знают. Но если я заявлюсь к ним лично…

– Если ты заявишься к ним лично, тебя возьмут в плен! Это же идиотизм!

Логан мельком улыбается.

– Мои советники говорят то же самое, хотя и не столь прямолинейно. Ты прав. Но у меня в рукаве еще осталось несколько козырей.

– Каких, например?

– Если я тебе расскажу, то они уже не будут у меня в рукаве, правильно?

Я не знаю, пытается Логан меня поддразнить или беспокоится, что нас могут подслушать. Как бы там ни было, все уже решено. Он же король.

– Ты рискуешь своей жизнью ради подданных, – помолчав, говорю я. – Как и всегда, твое мужество и твои мотивы вызывают у меня только уважение.

– А еще ты считаешь меня глупцом, – отвечает Логан.