Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Кажется, придется пойти на крайние меры. Императрица представила себе ловушку, приготовленную на такой случай, – в конечном итоге она предусмотрела все. Яд на остриях бамбуковых штырей не смертелен, но почти моментально парализует Фиро. Ей нужно, очень нужно выгадать время, чтобы осуществить последнюю часть своего плана, прежде чем передать ему печать Дара.

За спиной у Фиро едва заметно шевельнулась бисерная занавеска.

Слушая бессмысленную болтовню императрицы, Фиро испытывал желание заткнуть уши.

Джиа казалась совсем заурядной старухой: согбенная спина, сморщенная кожа, трясущиеся, вопреки всем ее стараниям, руки. Она выглядела беспомощной и как-никак была его тетей-матерью. Правильно ли будет хладнокровно убить ее?

Но с другой стороны, что может быть правильнее справедливой мести? Расплаты за ужасное злодеяние, которое совершила эта женщина против его несчастной возлюбленной матери?

Как же Фиро хотелось, чтобы в этот миг у него в руках была На-ароэнна, чтобы он мог разом покончить со всеми сомнениями, терзающими его сердце.

Неожиданно Джиа отпрыгнула так, что он не мог дотянуться до нее, забилась в угол за кушеткой и выставила перед собой подушку, словно щит.

Фиро ощутил за спиной какое-то шевеление. И обругал себя. Джиа просто тянула время, отвлекала его, а сама между тем каким-то образом известила охрану.

Не оглядываясь, молодой император прыгнул и приземлился прямо на кушетку. Еще один шаг, и он сможет вонзить кинжал ей в сердце.

Но циновка у него под ногами вдруг поехала и сморщилась. Молодой император попытался подпрыгнуть, но пальцы не находили опоры в пустом пространстве – и вот он уже летит, падая в яму.

Негодование наполнило сердце Фиро. Снова его переиграли, одурачили, заманили в ловушку. Он все еще беспомощный ребенок, неспособный тягаться с могущественной тетей-матерью, преграждающей ему путь к исполнению своей миссии достойного воина, послушного сына, доброго правителя.

Он почувствовал, как ноги его касаются дна и в них вонзается что-то острое. Мгновение спустя резкие уколы боли пронзили мозг.

«Плавники дирана» ворвались в комнату и устремились к яме, в которую рухнул Фиро…

Наверху, над краем ямы, нависли тени. Преодолевая боль, Фиро сунул руку под складки мантии…

– Не трогайте его! – услышал он крик Джиа. – Он теперь безвреден!

Пальцы Фиро сомкнулись на глиняном горшке размером с человеческую голову, начиненном порохом для фейерверков и осколками стекла. В маскарадном обличье Кого Йелу горшок этот имитировал округлое брюшко пожилого премьер-министра. В середине сосуда находилась крошечная банка Огэ, где шелкокрапинная сила скрывалась в двух слоях серебра – металла, который не могут обнаружить магнитные детекторы.

Рати Йера не хотела изготавливать это устройство, но Фиро настоял.

«Нужно всегда планировать, как выжить, а не как умереть. Это более разумно», – сказала изобретательница.

«Иногда благоразумие не является достоинством, – возразил Фиро. – Отец всегда учил: если идешь на риск, не оглядывайся».

Сознание затягивало туманом.

«Арона мертва. Мота, скорее всего, тоже. Я подвел своих соратников, дорогих друзей, отдавших мне все, видевших меня таким, какой я есть, каким я хотел быть. Люди должны быть готовы умереть, чтобы жить в тех историях, какие им хочется, чтобы о них сложили».

Медленно, словно бы преодолевая сопротивление некоей жидкости, Фиро высвободил ноги с пронзивших их длинных бамбуковых штырей…

– Госпожа! – вскричала Ви. – Ложитесь!

Из последних сил Фиро подпрыгнул, прижимая горшок к бьющемуся сердцу, и вогнал взрыватель внутрь, когда достиг края ямы…

«Плавники дирана» прыгнули на поднимающегося императора…

В глубине горшка хрустнула банка Огэ, искры брызнули на плотно упакованный порох. Яркая вспышка и мощный взрыв ознаменовали для Фиро конец старого мира и переход в новый.

Глава 45

Следы туда, следы обратно

Татен-рио-алвово, одиннадцатый месяц одиннадцатого года после отбытия принцессы Тэры из Дара в Укьу-Гондэ

На демонстрацию своего изобретения Сами пригласила всех вождей поселения.

Много дней подряд Сами, Сатаари и Годзофин вели дебаты, создавали опытные модели и проводили эксперименты. Получившийся в результате аппарат, плод их совместных усилий, имел совершенно новую конструкцию, но был соединен с ритуальным устройством арукуро токуа, при помощи которого шаманка снимала духовные портреты. Ухо мунтжака, дополненное барабанной перепонкой и приводом из косточек, помещалось в хитрой раме из сочлененных костей, заканчивающейся тонкой иглой из кончика крыла гаринафина.

Вот только под иглой вместо чистого свитка из оболочки гаринафиньего желудка, как это традиционно было у агонов, лежал сейчас духовный портрет Таквала.

– Что это такое? – спросила Тэра, когда все уселись вокруг огня.

Сами и Сатаари обменялись многозначительными взглядами. Шаманка кивнула и начала отбивать ровный ритм на барабане, тихонько напевая про себя. Тэра узнала мелодию – та самая, которую исполняла Адьулек, снимая духовный портрет Таквала.

В такт пению Сатаари ученая стала вращать костяные ролики, благодаря чему тонкая пленка свитка начала перематываться с одной оси на другую.

Сами опустила острую иглу так, чтобы та коснулась движущейся ленты.

– Нет… – ахнула Тэра.

Тонкая прозрачная пленка казалась такой хрупкой, а кончик иглы – таким острым. Мысль о том, что последний след, оставленный ее мужем, этот духовный портрет его незабываемого голоса, может пострадать, наполняла ее ужасом.

– Вотан, все хорошо, – заверил Годзофин, положив руку ей на локоть. – Портрет выдержит. Он прочный.

Немигающим взглядом Тэра наблюдала за машиной.

Игла вдавилась в затвердевший слой из смешанной с клеем сажи на пленке, кончик ее оказался внутри змеевидного желобка, что шел посередине. По мере перематывания ленты игла повторяла путь, намеченный последними словами Таквала.

Сатаари прервала пение.

– Сами сообразила, – пояснила она, – что вместо попытки прочитать духовный портрет усопших, как читают слова-шрамы, нам следует слушать их голоса, возвращаясь по следам их голосового танца. Ухо слышит вибрации в согласии с горлом, которое их издает.

Шаманка продолжила петь, а Сами вращать ролики.

Игла в желобке вибрировала, колебания эти усиливались, пока проделывали путь по цепочке костей; гаринафинья барабанная перепонка на другом конце вздрогнула.

Все затаили дыхание.

Слабое жужжание донеслось из раструба ушной раковины.

– Что?.. – Тэра не закончила вопрос, потому что Сами замахала, призывая к тишине, и знаком предложила пэкьу приблизиться.

Затаив дыхание и желая, чтобы сердце ее стучало не так быстро, Тэра наклонилась и сунула голову в разверстую полость ушной раковины гаринафина.

Потрескивание костра, людской гомон, шорох ветра в траве – все померкло, оставив ее наедине с голосом, звучавшим в гаринафиньем ухе.

Лицо женщины застыло, собравшиеся придвинулись ближе.

Спокойный, уверенный голос – голос, который она никогда более уже не ожидала услышать, – наполнил воздух вокруг, как если бы звучал внутри