Формула огня - Джек из тени

Толпа ахнула, как один человек.

Урсула не дала ему передышки. Второй удар. Третий. Четвёртый. Она не вкладывала в них всю свою чудовищную силу. Нет, она работала технично, профессионально. Каждый удар ложился рядом с предыдущим, превращая спину графа в кровавое месиво. Она не просто наказывала, она калечила.

Визг Райхенбаха перешёл в сплошной, захлёбывающийся вой. Он дёргался, пытался вырваться, но орки держали его мёртвой хваткой. Он больше не кричал о чести, не звал герцога. Он просто выл, как раненый зверь.

Десятый удар. Он замолчал, обмякнув.

— Он отключился, — констатировала Урсула, опуская кнут.

— Приведите в чувство, — холодно приказал я.

Один из орков сходил к бочке с водой и, зачерпнув ведром, с размаху вылил ледяную воду на голову и спину графа, тот содрогнулся и снова закричал.

— Продолжай, — сказал я Урсуле.

И она продолжила. Удар за ударом, методично, безжалостно. Я смотрел не на спину Райхенбаха, я смотрел на лица в толпе. На его товарищей-аристократов, которые стояли, бледные, как смерть, их трясло. На солдат, в чьих глазах ужас смешивался со странным, мрачным удовлетворением. На гномов, которые смотрели на это с одобрительным кряхтением. На орков, для которых это было привычным и даже весёлым зрелищем, ведь завтра по своей дурости ты окажешься тем, кого порят, а не тем, кто держит.

Двадцатый удар, Урсула опустила кнут. Всё было кончено, Райхенбах не кричал, только тихо, прерывисто скулил, его тело сотрясала мелкая дрожь. Его спина превратилась в сплошную кровавую рану.

— Уберите его, — бросил я оркам. — В лазарет. Если выживет, вернёте его на прежнее место. Дадите тачку, таскать камни легче, чем махать лопатой.

Они, кряхтя, подняли его обмякшее тело и потащили прочь. Я повернулся к застывшей в гробовом молчании толпе.

— А теперь, — я повысил голос. — За работу!

Толпа вздрогнула. И через мгновение все, как по команде, развернулись и бросились к своим местам. К лопатам, тачкам, вёдрам. Работа возобновилась с удвоенной, лихорадочной энергией. Никто больше не разговаривал, не отлынивал. Были слышны только скрип тачек, стук кирок и тяжёлое дыхание людей.

Я стоял посреди этого муравейника и чувствовал, как нити власти, прочными стальными тросами, стягиваются в моих руках. Этот день они запомнят надолго. День, когда честь умерла…

Глава 8

Внизу, в котловане, первая линия ДОТов уже обретала свои уродливые, приземистые формы. Деревянная опалубка, похожая на гигантские гробы, была почти доверху заполнена смесью камней и моего «алхимического цемента». Урок графа Райхенбаха был усвоен намертво. Никто больше не говорил о чести. Все думали только о том, как дожить до вечерней пайки и не попасть под горячую руку орка-десятника.

Это было эффективно до тошноты. Но пока я смотрел, как растут стены моей будущей крепости, мой мозг уже работал над другой, куда более важной задачей. Я снова и снова прокручивал в голове картину боя. Да, мы победили. Но какой ценой? И благодаря чему? Благодаря хитрости, внезапности и элементу чудовищного везения. Мы заманили их в ловушку и расстреляли. Но что будет, когда они придут снова? А они придут, в этом я не сомневался. Придут, учтя свои ошибки. Придут на открытое пространство, где моя тактика с обрушением скал будет бесполезна. Уверен, тёмные найдут в своём арсенале что-то, что сможет расширить проход, давая возможность ударить широким фронтом.

И тогда вся надежда будет только на артиллерию. Но я, как никто другой, знал их главный недостаток. Мортиры, это оружие не шибко прицельной бомбардировки. Грубый, неточный молот, предназначенный для того, чтобы крушить стены или перепахивать большие скопления войск. Стрелять из них по точечным, движущимся целям, всё равно что пытаться забить гвоздь кувалдой. Я давно признался сам себе, мы чудом попали в тех хитиновых тварей. Чудом! Положились на удачу, а на войне полагаться на удачу, это самый верный способ оказаться в братской могиле.

Пулемёт, это, конечно, хорошо…

Мысли текли быстро, обгоняя друг друга. Нарезной ствол. Вот ответ. Простая, гениальная идея, которая на Земле изменила ход войн. Канавки внутри ствола, которые закручивают снаряд, придавая ему гироскопическую стабильность. Это увеличивает и дальность, и, что самое главное, точность.

Но одно дело идея, и совсем другое её воплощение. В условиях, где самая сложная машина — это кузнечный мех.

— Брунгильда! — крикнул я, и мой голос, усиленный ветром, пронёсся над долиной.

Моя жена-гномка, которая в этот момент с яростным видом отчитывала бригаду орков за неправильно уложенный камень в опалубке, обернулась. Её лицо было перепачкано цементной пылью, светлые косы выбились из-под кожаной повязки. Она махнула мне рукой, мол, «вижу, иду», и, пнув для острастки ближайший валун, начала карабкаться ко мне на уступ.

Она подошла, тяжело дыша, и с неодобрением посмотрела на мои чертежи, разложенные на камне.

— Опять свои каракули рисуешь? — проворчала она. — Мало тебе грязи внизу, решил ещё и на бумаге её развести?

— Это не грязь, Бруна. — ответил я, сворачивая план форта. — У меня для тебя новая работа. Более важная, чем лепка куличиков.

Она фыркнула, скрестив на груди свои мускулистые руки.

— Важнее, чем стены, которые должны защитить наши задницы? Что может быть важнее? Новая модель тачки для навоза?

— Новая модель пушки, — сказал я, и её глаза, до этого насмешливые, на мгновение стали серьёзными.

Я взял чистый лист пергамента и кусок угля.

— Наши мортиры — начал я, рисуя схематичное изображение ствола. — Они хороши, чтобы ломать кости, но бесполезны, если нужно попасть в глаз. Нам нужно оружие, которое будет бить минимум на пару километров и попадать в бочку с такого расстояния.

Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

— В бочку? С двух километров? Ты выпил лишнего, Михаил? Даже гномий арбалет лучшего мастера не даст такой точности и на пятьсот шагов. Это невозможно, законы полёта…

— Законы можно обойти, если знать, как, — перебил я её. — Смотри.

И я начал рисовать. Я нарисовал поперечное сечение ствола и внутри него спиральные линии.

— Нарезы, — сказал я. — Они заставляют снаряд вращаться вокруг своей оси, как волчок.

— И что это даёт? — она склонилась над чертежом, её профессиональное любопытство пересилило скепсис.

— Стабильность, снаряд не будет кувыркаться в полёте. Он будет лететь полностью предсказуемо, плюс это увеличит дальность. И, что самое главное, точность, причём многократно.