Формула огня - Джек из тени

грязных и измождённых «добровольцев». А потому, что он остановился. Просто замер посреди котлована, где его бригада таскала вёдра с бетоном. Лопата, которой он до этого с отвращением ковырял серую жижу, валялась у его ног. Он стоял, выпрямившись, и его фигура, даже в рваной, перепачканной одежде, была полна вызывающего, театрального благородства.

Работа вокруг него на мгновение замедлилась. Солдаты, тащившие вёдра, замедляли шаг, с любопытством косясь в его сторону. Орк-надсмотрщик, огромный, как шкаф, с одним глазом, затянутым бельмом, лениво повернул в его сторону свою уродливую башку. Он что-то прорычал на своём гортанном языке, видимо, призывая «белокожего» вернуться к работе. Райхенбах не обратил на него никакого внимания. Он ждал меня.

Я медленно пошёл к нему без спешки, уже зная, что сейчас произойдёт. Этот нарыв должен был прорваться. Слишком много ненависти и унижения скопилось в этом избалованном мальчишке. Ему нужно было взорваться, и он выбрал для этого самый неподходящий момент, для него, разумеется. Для меня же это был идеальный подарок, показательный процесс, о котором я мог только мечтать.

Когда подошёл, вокруг нас уже образовалось пустое пространство. Рабочие остановились, создав живое кольцо. Они смотрели то на меня, то на него, в их глазах было предвкушение. Они ждали развязки, чем закончится этот поединок между старым миром и новым.

— У тебя проблемы, граф? — спросил я спокойно, останавливаясь в паре шагов от него.

Он вздрогнул, но не отвёл взгляд. Его глаза горели лихорадочным, истеричным огнём. Он явно репетировал эту сцену у себя в голове всю ночь.

— У меня проблемы, барон, — ответил он, и его голос дрожал от сдерживаемой ярости. — У меня проблема с тем, во что вы превратили армию герцога! В стадо рабов!

Он сделал шаг вперёд, тыча в меня пальцем, на котором всё ещё тускло поблёскивал фамильный перстень.

— Я Адальберт фон Райхенбах! Мой род служил герцогам Вальдемар четыреста лет! Мой прадед погиб, защищая этот перевал от первой орочьей орды! Мой дед сложил голову в войне с тёмными эльфами тридцать лет назад! Мой отец сейчас заседает в Малом Совете, решая судьбу этого герцогства! Кровь Райхенбахов проливалась за эту землю веками! И вы, выскочка, без роду и племени, смеете заставлять меня, наследника этого великого рода, таскать грязь наравне с этими… — он брезгливо кивнул в сторону орка-надсмотрщика, — … с этими животными⁈

Его речь была патетичной и, наверное, произвела бы впечатление где-нибудь в тронном зале герцога. Но здесь, посреди этой стройплощадки, в окружении грязных, уставших людей, которые только что хоронили своих товарищей, она звучала дико и нелепо. Как кривляние шута на поминках.

Я молчал, давая ему выговориться, пусть все услышат.

— Я не раб! — продолжал он, всё больше распаляясь. — Я воин! Моё место на стене, с мечом в руке, а не в этой яме с дерьмом! Я отказываюсь! Слышите⁈ Я, граф фон Райхенбах, отказываюсь подчиняться этому безумному приказу!

Он бросил мне вызов, публично перед всей армией. Паренёк поставил меня в положение, где я должен был либо отступить, потеряв лицо и авторитет, либо пойти на обострение. Он думал, что я начну с ним спорить, взывать к его долгу, угрожать. Он ждал диалога.

Но я не собирался с ним разговаривать. Я выдержал паузу, обводя взглядом затихшую толпу. Видел лица солдат, которые два дня назад шли за мной в огонь. Лица гномов, которые, матерясь, строили по моим чертежам. Лица орков, которые по моему приказу убирали трупы своих извечных врагов. Они все смотрели на меня, ждали.

Затем я медленно повернул голову.

— Урсула!

Мой голос не был громким, но в наступившей тишине он прозвучал, как выстрел.

Из толпы, раздвигая солдат плечами, вышла моя валькирия. Она была без доспехов, в одной кожаной жилетке, открывавшей её покрытые шрамами руки. За поясом у неё висел не топор, а длинный, толстый, плетёный из бычьих жил кнут. Её обычное оружие для поддержания дисциплины среди своих же соплеменников. Она подошла и встала рядом со мной, возвышаясь над молодым графом, как скала. От неё пахло потом, кровью и неприкрытой угрозой.

Райхенбах побледнел. Молодой граф, видимо, ожидал чего угодно, но не этого. Его спесь мгновенно улетучилась, сменившись плохо скрываемым страхом.

— В-вы… что вы собираетесь делать? — пролепетал он.

Я не ответил ему, посмотрев на Урсулу.

— Он говорит, что его честь не позволяет ему работать, — сказал я спокойно, как будто констатировал медицинский факт.

Урсула хищно ухмыльнулась, обнажив свои клыки.

— Иногда слова плохо доходят до мягких человеческих голов, — усмехнувшись, произнесла орчанка. — Иногда нужно, чтобы тело запомнило.

— Именно, — кивнул я. — Объясни ему наглядно. Остальным будет пример.

— С удовольствием, Железный Вождь.

Она сделала шаг вперёд. Райхенбах отшатнулся.

— Не смейте! — взвизгнул он. — Я аристократ! Я буду жаловаться герцогу!

— Жалуйся, — пожал я плечами. — Если выживешь.

Два орка, те самые, что вели их в каменоломни, вышли из толпы и, подойдя к графу с двух сторон, схватили его за руки. Он попытался вырваться, но это было всё равно что пытаться вырваться из стальных тисков. Они заломили ему руки за спину и поволокли к большому плоскому валуну в центре котлована.

— Нет! Пустите! Вы не имеете права! — визжал он, и его голос срывался на плач.

Его швырнули на камень лицом вниз. Один из орков сел ему на ноги, второй придавил плечи, лишая малейшей возможности двигаться. Третий, подойдя, одним рывком сорвал с него остатки камзола и рубахи, обнажив белую, не знавшую ни солнца, ни труда спину.

Толпа замерла. Солдаты, которые до этого с любопытством наблюдали за сценой, теперь смотрели с каким-то ошеломлённым ужасом. Публичная порка аристократа… Такого этот мир ещё не видел.

Урсула подошла к валуну. Она не спешила, медленно, с наслаждением, разматывала свой кнут. Он был длинный, тяжёлый, с несколькими узлами на конце. Она взвесила его в руке, пробуя вес. Затем она посмотрела на меня, и в её жёлтых глазах был немой вопрос: «Сколько?»

Я молча показал ей два пальца. Она поняла, ухмыльнувшись ещё шире. Урсула отступила на шаг, заняв удобную позицию. Сделала короткий, почти ленивый замах.

С-с-с-с-вист!

Кнут рассёк воздух с пронзительным, режущим уши звуком.

Хрясь!

Удар. Короткий, сухой, похожий на звук сломанной ветки.

— А-а-а-а-а-а!

Визг Райхенбаха был нечеловеческим. Это был крик животного, которому внезапно причинили невыносимую боль. На его белой спине мгновенно проступила