Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

на рукавах — эмблему диверсантов-некромантов её величества. На золотую звезду «Беззаветной отваги» с бронзовой звёздочкой за Синелесский рейд у меня и освящённые некромантские звёзды с черепом «Сумерки ради Господа» у нас обоих.

На мою фарфоровую морду.

— Прекрасные мессиры, разрешите представить, — сказал Вэгс. — Мессир Клай из дома Пёстрой Птахи, капитан-некромант, его рекомендовала королева Виллемина лично… отмечала его особые заслуги перед прибережской короной, надёжность и верность. И… э… мэтр Барн… его ординарец.

— Мессир Барн из дома Цветущих Яблонь, — поправил я скучным голосом. — Ефрейтор-некромант её величества, с освящённой звездой, отмеченный лично государыней. Мой ассистент и друг.

А штабные на меня смотрели с видом «В дым, в прах, в кишки! Оно говорящее!»

Индар наблюдал поодаль, скрестив руки на груди, и явно наслаждался происходящим.

Неопределённого возраста типчик с рыжеватыми волосами, длинным острым носом и непонятными знаками отличия — штабной кто-то там — спросил у Вэгса предельно скептическим тоном:

— И вот… этот… э… гхм… офицер… и есть тот самый удивительный телохранитель, который сможет спасти мессира Норфина от всех мыслимых и немыслимых бед? Да?

Дать бы тебе в глаз, подумал я. Только то тебя и спасает, что ты в нехилых чинах, а я тут корчу дипломата.

— Государыня нас уверила, — с видом оскорблённой добродетели возразил Вэгс. — Этот юноша… у него богатый боевой опыт, мессир Дайр.

— Можно себе представить, — процедил Дайр. — Боевая машина… Неужели вы не могли настоять на том, что нужен именно живой боец… если он впрямь уж так нужен?

— Да… — хмыкнул толстяк и вытер потный лоб. — Натыкаться на такое в Резиденции Владык в сумерки — не для нежных дам.

— А дамам, прощения прошу, и нечего околачиваться в сумерки там, где мы патрулируем! — не выдержал Барн.

Индар, широко улыбаясь, обозначил аплодисменты.

— Да как ты… смирно! — заорал толстяк фальцетом.

— Вольно, солдат, — сказал я. — Мессир Вэгс, мы с Барном пойдём на грузовую платформу, лошадку заберём. А то там какие-то брезент с неё снимают… не поломали бы.

— Ты… вы… вы не смеете! — рявкнул толстяк.

Вэгс стоял рядом с беспомощным видом, опустив руки, глядел на штабных с выражением «мессиры, ну как же так⁈» — но помалкивал.

— Мессир Вэгс, — сказал я, — вы бы поговорили с мессиром Норфином, что вот такое среди дипломатов смотрится очень плохо. Хорошо бы его не показывать серьёзным людям. Такому место в провинциальном гарнизоне.

— Они просто… не привыкли, мессир Клай, — жалобно сказал Вэгс, и я подумал, что боится он, наверное, этой банды в мундирах, а может, и Норфина заодно, хоть и болтали, что Вэгс из старых друзей Норфина.

— Пусть привыкают, — сказал я. — И учатся как-то следить за языком. Я слышал, у вас в Перелесье слишком разговорчивые иногда кончаются быстро и печально. А мы уходим забрать лошадь.

— Вы знаете, где Резиденция Владык, мессир Клай? — спросил Вэгс несколько даже заискивающе. — Вам приготовили место в моторе, но если вы предпочитаете верхом, то можете, наверное, следовать за кортежем…

— Мы последуем, — сказал я. — Спасибо. Пойдём, Барн.

— Я вас не отпускал! — снова прорезался толстяк.

— А я вас не спрашивал, — сказал я через плечо. — Отдыхайте.

Мы ушли — и я слышал, как вся эта штабная плесень напустилась на беднягу Вэгса. Даже жаль его стало: он, гражданский, был вряд ли в состоянии эффективно отбиться.

Но помогать ему я не стал: штабные возмущались, что Вэгс притащил в столицу «ещё одного кадавра Куколки», — а он оправдывался, не возражая ни против «Куколки», ни против «кадавра».

— Впечатляюще, — почти весело сказал Индар. — Нет, Клай, ты его не вытащишь. Он безнадёжен.

— Кто? — спросил Барн.

— Диктатор, — пояснил Индар благодушно. — Он не годится для политики, он не умеет вести политику. Труп. Мне очень жаль.

— Мы же его ещё не видели, — сказал я. — Откуда вывод?

— Ты видишь его группу? — Индар кивнул на штабных, которые доедали Вэгса. — Нет, прекраснейший мессир Вэгс — тоже чурбан. Но эти дворцовые вояки его превзошли. Поразительные существа. Леди ненавидела их страстно: просто крысы, прожирающие бюджеты, не имеют отношения ни к войне, ни к политике.

— Не иначе как мессир маршал оттого их и привечают, что леди ненавидела, — сказал Барн. — Вроде как назло.

— Молодец, ягнёночек, — ухмыльнулся Индар. — Смотри-ка, Клай, наша прелесть разбирается в политике лучше, чем эти идиоты в Совете.

— И очень нелюбезно прелестью обзываться, — заметил Барн, чем снова Индара рассмешил.

— Постой здесь с чемоданами, — сказал я и поднялся на грузовую платформу.

Перелесские грузчики уже успели снять с костяшки брезент и теперь не знали, как к ней подступиться. Не хотелось им лапать нашу лошадку.

— Так что, мессир… — начал перелесец, сообразил, что разговаривает со мной, чудищем фарфоровым, растерялся, смутился и забыл, о чём хотел сказать.

— Брысь от лошади, — сказал я. — Никаких «так что».

Костяшка у нас была роскошная: скелет крупной лошади, доделанный до боевой машины, самой последней модели — с броневыми листами, прикрывающими шею и рёбра, кости конечностей укреплены стальными стержнями, мощные фонари в глазницах и две турели с двух сторон корпуса, куда можно пулемёты подвесить. И седло двойное: Барн плоховато держится верхом, а вот так — отлично, так во время Синелесского рейда Ильк на втором седле своего знаменитого Шкилета Карлу провёз через полный кошмар.

Выкрашен наш верховой зверь был вороным колером, в синеву, с блеском. Очень красиво. Но, конечно, к такого рода красоте нужно некоторое время привыкать.

Когда я запрыгнул в седло и двинул лошадку, перелесцы шарахнулись, как от огня. А я их добил — послал костяшку через борт платформы, она махнула прекрасным прыжком, приземлилась эффектно и встала как вкопанная. Не то чтоб я был таким уж лихим наездником, но долгое приятельство с Майром и Ильком, которые действительно умели обращаться с костяшками, кое-чему меня научило.

Штабные уставились, как, наверное, лет пятьсот назад перелесцы глазели на Дольфа на его некромеханическом конике. А я пустил костяшку фигурным шагом — цирк так цирк, чего глазеть зря.

Устраивать такие фокусы с живой лошадью я бы и не попытался, не говоря о том, что не подпустила бы меня живая. Но уж гонять как угодно механического кадавра — со всем нашим удовольствием. Проще, чем заставить дохлую мышку маршировать с соломинкой.

И мы с костяшкой произвели впечатление.

У толстяка отвисла челюсть, а носатый Дайр явственно захотел куда-нибудь смыться. Парочка внушительных чинов с полковничьими золотыми веточками в петлицах дёрнулись назад так же, как и работяги-грузчики… вояки…

Пугать их сильнее я не стал. Остановил коника рядом с газетёрами, которые маялись около своего имущества, ожидая,