Моя чужая новая жизнь - Anestezya

его ремень, тяну вниз брюки с бельём, освобождая каменный от желания член и медленно провожу пальцами. Фридхельм резким движением тянет вниз кружевную ткань и, подхватывая меня за задницу, опускает на стол. Мне и в голову не приходит возражать. Стол однозначно ближе кровати, а мы оба сейчас охвачены этим чувственным безумием. Прерывисто выдыхаю, когда он опрокидывает меня на спину, перехватывает ладони, разводит их в стороны, прижимая к деревянной намного шершавой поверхности. Прикусываю губы в последней попытке не перепугать своими стонами всю округу, когда горячий язык прокладывает влажную дорожку по моей груди, и когда зубы осторожно смыкаются вокруг соска, оттягивая его до болезненно-сладкого импульса. Перед глазами плывёт какое-то марево, что называется до вспышек, пульсирующих одновременно с тянущим удовольствием внизу живота. Сдавленный стон оседает в воздухе, а мне хочется кричать в голос. Он прикусывает соски, играет с ними языком, я лишь подаюсь навстречу его ласкам, позволяя делать с собой что угодно. Чувства обостряются до предела, терзают и изматывают. Хочется освободить руки, чтобы ощутить его мягкие волосы под своими пальцами, чтобы его горячая кожа коснулась груди ноющей от долгих ласк.

— Да… — выдыхаю, когда он входит одним резким толчком.

Низ живота сводит от наслаждения. Обхватываю его бёдра ногами, прижимая ближе к себе.

— Да…

Против обыкновения он начинает двигаться сразу, заполняя меня быстрыми и глубокими толчками. Запускает пальцы мне в волосы, запрокидывая голову и покрывает поцелуями моё лицо, шею. Ох, чувствую понаставит мне засосов, буду по такой жарище потом неделю кутаться. Но разве это сейчас имеет значение? Фридхельм сжимает мои бёдра, подтягивая ещё ближе. Я чувствую, что его движения становятся всё более резкими и обрывочными и понимаю, что мы оба уже на грани. Он тихо, едва уловимо стонет моё имя, слегка отстраняется, прислоняясь лбом к моему лбу, и заглядывает в глаза, делая пару быстрых глубоких толчков, от которых я кончаю. Любовь — это всегда больно, опасно и безнадёжно, это словно пожар, угрожающий оставить в твоём сердце выжженную пустыню, но я вижу в глубине его зрачков отражение этого пламени и хочу верить, что этот же огонь может согревать, не опаляя.

Тело слегка дрожит, и я устало прикрываю глаза, делая вдох за вдохом, пока снова не возвращаюсь на землю. Фридхельм коснулся губами ключицы, где уже наверняка алели следы его страсти, провёл языком, обводя мои искусанные губы. Я обхватила руками его за шею, притягивая ближе, чувствуя пьянящее спокойствие. Фридхельм сгрёб меня в охапку и доставил наконец-то до кровати. Я расслабленно наблюдала, как он раздевается, как обычно аккуратно развешивая одежду. Надо всё-таки собрать свою, которая валяется живописной дорожкой от порога до печки, а то Лиза утром начнёт задавать интересные вопросы.

— Может хватит этих игр в ревность?

— Разве я это начал? — усмехнулся Фридхельм. — Ты приревновала эту девушку, что называется на пустом месте.

— Хочешь сказать, я дала повод? — отбрасывая недавние воспоминания, пробормотала я.

— Мне конечно не по душе, что Шнайдер тебя нашёл, но я знаю, что ты его не переносишь. Он же не лез к тебе?

— Нет, — пискнула я.

Не хватало раздуть ещё один скандалище с драками и эпичными разборками. Кроме того если этот идиот проболтается, что поцелуй был не совсем недобровольным, чувствую, меня точно прикопают в ближайшем лесу.

— Хорошо, но вот Конрада я действительно хотел придушить всё это время. Да, я тебе верю, но он же постоянно вился вокруг, а если ещё и учиться вместе будете…

— Фридхельм, — мягко перебила я. — Проблема не в Конраде или этой девушке. Я понимаю, почему тебе иногда кажется, что я недостаточно люблю, но и ты меня пойми… — я вздохнула собираясь с мыслями.

Не знаю, смогу ли я сказать, что мне страшно не только от того, что в затылок постоянно дышит батальон Красной армии. Что мне больно, и это порой ничем не заглушить. Что я такая как есть и другой уже никогда не стану. Что я возможно так и буду биться между двух огней. Что я возможно прошу слишком многого.

— Я почти с детства привыкла нести за себя ответственность сама. Старалась конечно соблюдать элементарные приличия, чтобы ещё больше не ругаться с отцом. Я не привыкла с кем-то обсуждать свои решения, но попробую измениться, — Фридхельм слушал, не перебивая, с привычной лаской перебирая мои волосы. — А насчёт детей… Ну, сам подумай, разве можно брать на себя такую ответственность, когда не знаешь, что будет завтра? А если мы оба погибнем, кто будет возиться с этим киндером? Я же не вообще против, — чёрт с ним, если мы переживём войну, рискну пополнить ряды яжематерей.— Но сейчас лучше не надо.

— Наверное ты права, — вздохнул он. — Просто когда я смотрю на Лизу…

— Да мы сами ещё дети, всему своё время. А вот с браком действительно тянуть нет смысла.

В конце концов что я теряю, всё-таки не в средневековье меня занесло, есть же развод на случай, если не сложится.

— Ты так хотела быть самой красивой невестой, — удивил меня Фридхельм. — Ради этого я подожду.

***

Ох, уж мне это утро «стрелецкой казни»… Я поёжилась, вспомнив недавние страсти-мордасти. Вот где спрашивается были мои мозги прошлой ночью? Хоть бы подумала, как с такого бодунища отправлюсь в штаб, да ещё буду огребать по полной от Вилли.

— Если ты думаешь, что имеешь право на поблажки из-за личных отношений, то это не так.

Вилли, зараза, уже битый час читал нудную мораль о том, что не пристало делать личные проблемы достоянием общественности. А тем более шляться где-то после комендантского часа. А тем более напиваться до положения риз. Я же девушка!

— В следующий раз я не буду прикрывать твои выходки, будешь отвечать за попытку дезертирства.

— Да какое там дезертирство? — промямлила я, мечтая о таблетке анальгина. — Подумаешь, прогулялась к речке.

— К речке она прогулялась, — передразнил меня Винтер. — Ты совсем идиотка? Уже забыла сколько раз попадалась партизанам?

Возразить мне было нечего, и я с покаянным видом пробормотала:

— Этого больше не повторится.

— Очень надеюсь, что так, — он кивнул на бумажный завал на моём столе. — Это надо перевести как можно быстрее. Гауптман Файгль требует, чтобы послезавтра переводы были готовы.

А что ж он сам мне это