Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Саво и Рати были наконец готовы продемонстрировать Сото и Фаре свое изобретение.

В восточном конце двора начала наматываться на катушку длинная узкая полоса лакированного шелка. Тщательно нанесенная на ткань комбинация отверстий, считываемая гребнем с выступающими шипами, давала указания десяти отдельным пишущим машинам, которые зажужжали и защелкали параллельно, приводимые в действие шелкокрапинной силой.

Большой резервуар с воском располагался над писчими ножами и немного впереди них. Рати обратила внимание зрителей на блестящие изогнутые зеркала. Они были расставлены по кругу, собирая солнечные лучи и направляя их на резервуар, чтобы растопить воск.

– Вероятно, это лучшее блюдо, выходившее когда-либо из вашей солнечной печи, – сострила Фара. – По крайней мере, если говорить о трапезе для ума.

По мере того как резервуар перемещался туда-сюда, расплавленный воск стекал через десять краников в виде густых тестообразных капель на десять размотанных свитков шелка. Помещенные под ткань кубики льда и приводимые в действие шелкокрапинной силой вентиляторы, расставленные по бокам, мгновенно превращали воск в твердые блоки, пригодные для того, чтобы их резать.

– Воск следует охлаждать быстро, потому что пишущие машины намного проворнее людей, даже работающих на пишущих цитрах, – пояснила Рати.

Десять наборов писчих ножей, действуя как миниатюрная копия танцоров с мечами из Кокру, рассекали воздух и кромсали застывшие восковые блоки. Они резали, рубили, закругляли края, разглаживали поверхность, сверлили и строгали – и под ними возникали аккуратные колонки логограмм ано, в точности воспроизводя неповторимый почерк госпожи Сото Цзинду.

– Самое странное в мире чувство, – пробормотала Сото, – видеть, как начертанные словно бы тобой символы выходят из-под ножа призрачного писца. Нет, вы только посмотрите на них: при таком темпе работы машина закончит книгу уже к полудню!

Фара, Саво и даже Рати Йера были в равной степени заворожены движением пишущих машин, оказывающих на зрителей просто гипнотическое действие.

– А помнишь, как одновременно работали несколько кулинарных автоматов на кухне «Великолепной вазы» в тот вечер, когда весь персонал разбежался, а нам пришлось обслуживать множество гостей? – прошептала Фара.

Саво сжал ее руку.

– Хотел бы я, чтобы мастер Надзу Тей это видела, – проговорил он. – Моя наставница всегда мечтала, чтобы я осознал ценность каллиграфии. Думаю, она бы немало повеселилась, указывая, что эти машины пишут красивее меня.

– Жаль, что здесь нет Дзоми, – печально промолвила Фара. Тут ей в голову пришла новая мысль, и она взволнованно обратилась к Саво. – Скажи, ты ведь можешь настроить машину так, чтобы она писала стандартным канцелярским шрифтом, лишенным признаков личности?

Молодой человек кивнул:

– Да, могу. Но зачем тебе это нужно?

– Если ты сделаешь сотни пишущих цитр, настроишь их все на один почерк и научишь всех участников Великой экзаменации пользоваться ими…

– Да, ты права, – подхватила госпожа Сото. – Дзоми такая идея наверняка бы очень понравилась.

Дзоми Кидосу всегда стремилась к тому, чтобы работы участников имперских экзаменов оценивались объективно. Однако соискатели, которым благодаря деньгам или везению (как и самой Дзоми) посчастливилось учиться у лучших мастеров каллиграфии, получали естественное преимущество. Но при использовании пишущих цитр, настроенных на один, стандартизированный почерк, участники испытания смогут выдвинуться только за счет идей, – это стало бы очередным шагом к честным экзаменам, к которым так стремилась секретарь предусмотрительности.

Поскольку разговор ушел в сторону, Рати Йера сочла нужным вмешаться.

– Ну а теперь, когда вы достаточно налюбовались на пишущую часть изобретения, – гордо возвестила она, – давайте уделим внимание части читающей.

Катясь на коляске, Рати повела зрителей на западный край двора. По контрасту с бурной механической деятельностью, наполнявшей другую его половину, здесь, в самой середине, одиноко стоял единственный аппарат.

При помощи пары роликов рукопись Сото медленно перематывалась через наклонную поверхность пюпитра. Кубической формы ящик висел над колонками логограмм. Ящик этот ездил взад и вперед на полозьях, и, когда под ним оказывалась очередная логограмма, он на миг застывал над ней, опускался, скрывая логограмму, а потом рывком поднимался, готовый к следующей.

– Что это за штуковина? – спросила Фара. – Она похожа на пчелу, останавливающуюся, чтобы попробовать пыльцу на очередном цветке.

– А ведь так оно и есть! – со смехом ответила Рати. – Я назвала этот аппарат «Шмель», с вашей легкой руки, моя дорогая принцесса-вязальщица.

– Лучше объясни, как он работает.

Рати дала Саво знак повернуть переключатель у подножия ветряной мельницы, отсоединив шелкокрапинный генератор и тем самым временно положив конец работе устройств. Потом она сняла «Шмеля» с полозьев, чтобы все могли рассмотреть его поближе.

«Шмель» представлял собой коробку, у которой было не шесть, а пять стенок, поскольку дно отсутствовало. Все стенки была аккуратно расчерчены решетками из шестидесяти четырех ячеек.

– Что находится в каждой из ячеек? – поинтересовалась Фара.

– Окулиумный «глаз», – ответила Рати. – В точности как тот, что направлял механического дирана Фиро.

Рати бережно приподняла рукопись Сото и показала светящуюся кристаллическую сферу, встроенную в поверхность пюпитра.

– Эта небольшая шелкокрапинная лампа обеспечивает интенсивное свечение, а зеркала расположены таким образом, чтобы направлять как можно больше света вверх. Когда «Шмель» опускается, покрывая очередную логограмму, яркий свет подсвечивает логограмму снизу, отбрасывая тени на все пять стенок. Каждый окулиумный «глаз» способен увидеть лишь небольшую часть картинки, – продолжила объяснять Рати. – Если слой воска между шелкокрапинной лампой и глазом очень толстый, то попадающий в «глаз» свет будет совсем слабым. Если же, напротив, воска мало, свет будет очень ярким. Количество попадающего в «глаз» света измеряется силой шелкокрапинного тока, бегущего по проволоке позади. Каждый «глаз» способен увидеть лишь крошечную часть логограммы и сообщить, яркая эта часть или темная. А объединенные сведения со всех «глаз»…

– Дают вам полное представление о логограмме! – закончила за нее Фара, ахнув от восторга: наконец-то она все поняла. – Точно таким же образом я получаю шаблон для вязания, разделяя тени в решетке…

– Именно, – согласилась Рати. – Я никак не могла понять, как научить окулиум видеть, пока вы не показали мне.

Рати объяснила, как сотни подведенных к окулиумным ячейкам проволочек затем собираются в слои, где шелкокрапинные токи дополняют и усиливают друг друга, формируя определенный макет. Каждый макет (или набор макетов, в зависимости от того насколько аккуратен и стандартизирован почерк писца) сопоставляется с определенной логограммой, которую затем можно перевести в узор из отверстий, наносимых при помощи изобретения Саво на свиток из ткани.

Много бессонных ночей ушло на калибровку и подстройку, но в итоге все сошлось воедино. Знающая всего дюжину логограмм женщина и беглец из Неосвобожденного Дара создали механического писца, способного за один день переписать больше книг, чем большинство