Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

– Но ведь по очереди – это более честно! Кстати, а почему ты, я, Тэра и Фара не можем по очереди править Дара?

– Теперь ты вообще чепуху несешь.

– Ну ладно, пусть не Фара. Она еще совсем маленькая. Знаешь что? Когда я стану императором, то назначу тебя премьер-министром.

– Ну спасибо, утешил.

Голоса мальчиков стихли.

Прячась за скалой, Джиа словно бы приросла к месту, по лицу ее катились слезы. Она догадалась, почему ей сегодня вдруг приснился старший сын.

«Тиму, должно быть, мертв, как и Фиро».

Вообще-то, Джиа стоило этого ожидать. Поставки нового сорта дзоми прекратились, а ее болезнетворные споры уничтожили местную разновидность ягод, и теперь Неосвобожденный Дара наверняка погрузился в полный хаос и междоусобную войну. Она ведь заранее все планировала и принимала меры, чтобы срубить дерево зла, – так разве можно было надеяться, что лежащее на его ветвях хрупкое яйцо не расколется? С того самого мига, как она побудила Тиму следовать его природе, это был единственный возможный исход.

Зубы на доску.

Но это никак не облегчало боль утраты.

«До чего же боги любят играть с нами! – сердилась Джиа. – Как им нравится издеваться над бессилием смертных!»

И тут, как будто в ответ на ее безмолвные обвинения, земля затряслась и задрожала, а скальные композиции вокруг стали расти и увеличиваться. Они гнулись, изгибались, распрямлялись, раздавались вширь – и вскоре превратились в громадные живые статуи.

Боги Дара.

Джиа поворачивалась на месте, оглядывая обступившие ее божественные фигуры: темноволосая Кана, с глазами горящими, как вулканические кратеры; Рапа, с серебряной кожей и инеем на волосах; вооруженный длинным копьем Фитовэо с немигающими обсидиановыми очами; девятипалый Киджи с соколом-мингеном на одном плече и гаринафином на другом; увитый плющом Руфидзо с раскинутыми в мольбе руками; беспокойный Тацзу с оскалом зубастой акулы; несравненная красавица Тутутика с прядями светлых волос, прозрачных, как плавники карпа.

Джиа затрепетала от ужаса. Существует поверье, что совет богов Дара собирается, дабы судить умирающего суверена.

– Нет! – вскричала она. – Вы не можете так поступить! Со мной еще не покончено!

Боги смотрели на нее сверху вниз, на лицах их молниеносно менялась тысяча выражений. Они воздели оружие, подозвали своих пави. Они указывали на Джиа и, казалось, держали между собой безмолвный совет: ум с умом, воля с волей. Но с ней боги не разговаривали.

– Прошу вас! – Джиа упала на колени. – Пожалуйста, дайте мне отсрочку! Знаю, все просят об этом, но я так близка к достижению своей цели! Льуку уже на пороге гибели. Во имя народа Дара, подарите мне еще немного времени, чтобы я проследила за этим. Умоляю вас!

Боги прекратили свой молчаливый совет. Все колоссы одновременно повернулись и воззрились на нее.

– Знаю, я грешна. – Джиа разрыдалась. – Мои жертвы… они преследуют меня в ночных кошмарах, никогда не дают мне отдыха.

Лицо Каны расплылось и приняло подобие лица Рина Коды, висящего в петле, не способного закрыть глаза, полные стыда и ненависти к себе самому.

– Я предавала тех, кто доверял мне, – сказала Джиа надтреснутым голосом.

Рапа приняла облик Ото Крина, глядящего на нее с беззаветной любовью.

– Я использовала любовь как шоры и поводок.

Тацзу преобразовался в Тифана Хуто, с разорванным собственными руками горлом.

– Я преступала свои же законы, убивая без жалости.

Следующим был Фитовэо, превратившийся в Гин Мадзоти, томящуюся в сырой темнице.

– Я была готова устранить всех, кто стоял у меня на пути, вне зависимости от их вклада в общее дело.

Тутутика стала Рисаной: после удара о землю шея консорта была вывернута под неестественным углом.

– Я причиняла вред тем, кто не сделал мне ничего плохого, если они представляли угрозу моей концепции будущего.

Киджи обернулся Фиро, но лицо его, изуродованное осколками, было едва узнаваемо.

– Я не допускала к трону законного наследника, ибо не верила, что его рука окажется такой же твердой, как и моя.

Наконец Руфидзо явился кротким Тиму, изо рта которого, полного сломанных зубов, сочилась кровь.

– Я не заботилась о безопасности собственной плоти и крови, пока служила высшей цели, – взвыла Джиа.

Джиа казалось, что при каждом очередном самообличении ее словно бы ударяют плетью. Она качалась, стоя на коленях, едва не падая.

– Но поймите же: только я способна довести свой план до завершения. Я собиралась передать Фиро печать Дара, когда он будет готов, но… Мне непременно нужно закончить начатое! Я обязана сделать то, что правильно для Дара, невзирая на последствия. Народ Дара не должен страдать, как страдал прежде: ни от кровавого воителя вроде Маты Цзинду, ни от варварских захватчиков вроде льуку, а в особенности – от «доброго императора» наподобие Фиро, не понимающего ни того, что необходимо убрать меч в ножны, когда ты слаб, ни того, что следует добить врага, с которым нельзя примириться!

Боги ничего не ответили Джиа. Они продолжали смотреть на нее, и меняющиеся выражения их лиц по-прежнему оставались непроницаемыми.

Постепенно Джиа перестала плакать. Какой-то незримый источник силы словно бы вдруг оживил ее, озарив светом реальности. Распрямив спину, она с трудом поднялась на ноги. Никогда боги своими наставлениями не оказывали ей помощи, пока она прокладывала путь через темную бурю, называемую жизнью.

Она обвела богов взглядом, одного за другим.

– Какое вы имеете право судить меня? – проговорила Джиа негромко. – Когда Мата Цзинду во имя мести и собственных амбиций залил всю страну кровью, разве вы притупили его меч или размягчили его палицу? Когда распадались семьи, брат шел на брата, а сироты заполонили улицы, разве откликнулись вы на мольбы несчастных о помощи? Когда льуку массово убивали, насиловали и жестоко пытали дара, обращая наших людей в рабство, вмешались ли вы, чтобы остановить этих варваров? Когда они вырывали младенцев из рук матерей и швыряли в колодец, отомстили ли вы за невинные жертвы? Когда льуку захватили два острова, чтобы превратить их в ад на земле, отказались ли вы принимать приносимые злобными дикарями жертвы?

Так что у вас нет права судить меня. Вы бессмертные, и вы избавлены от страданий и ужаса. Как можете вы понять наши муки?

В моих руках Милость Королей. Я подчинюсь суду истории, но не вашему суду.

Боги перестали двигаться, лица их застыли, словно бы вырезанные из камня.

Джиа с вызовом двинулась на них, она держалась так же гордо, как в тот далекий день, когда во время битвы в заливе Затин смотрела на Танванаки.

Она наклонилась, чтобы разглядеть ноги колоссов. Камень был весь покрыт сколами, трещинами,