Моя чужая новая жизнь - Anestezya

более использовать. Чёрт бы их всех побрал! Её отца, который вышвырнул забракованную дочь из дома, русских, которые ненавидели её, подозревая, что она перебежчица, Файгля, который уцепился за её знание языка и перетащил сюда из госпиталя.

— Мы найдём её, — Каспер сжал моё плечо. — Они не могли далеко скрыться.

До линии фронта ещё далеко, ближайшие деревни уже прочёсывали солдаты гауптмана. Мы остановились возле леса — больше русским было прятаться негде. Вильгельм и Кребс велели нам разделиться и действовать как можно тише, чтобы не спугнуть беглецов. Дело осложнялось тем, что уже темнело, и если они где-то прятались, мы были не в лучшей позиции. Держа наготове винтовки, мы осторожно продвигались вглубь леса. Я напряжённо прислушивался, реагируя на каждый шорох. Тяжёлые мысли и предчувствия усугубляли тревогу. Если Рени сопротивлялась, её ведь уже могли убить. А возможно, у русских была оставлена где-то машина, и они уже скрылись в свой лагерь. Нет, она жива, я чувствую это. Надо только найти её. Тишину разорвал сухой щелчок выстрела.

— Это там.

— Я их достану! — Шнайдер присел, взяв удобный прицел. — Ага, кажется, вижу…

— Осторожно, там же Рени.

Я успел заметить более светлую форму русского, прежде чем Каспер затянул меня за дерево. В нас уже, не таясь, стреляли.

— Спокойно, Винтер, я же не косоглазый как некоторые, — процедил Шнайдер, стреляя в ответ. — Чёрт, они уходят…

— Быстрее, за ними!

Всё внутри сводило от напряжения, ведь в этой перестрелке мы можем зацепить и её.

— Ох ты ж чёрт…

Я обернулся к Касперу и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Сволочи! Что она им сделала? Девчонка-переводчица?!

— Рени, всё хорошо, я здесь, — непослушными пальцами я стал распутывать узел ремня, стягивающий её руки, не зная, что делать с этой жуткой раной.

Кровь насквозь пропитала её блузку, растекаясь алыми ручьями. Если это ранение в живот… мало кто выживает после такого. Фрейтер тогда так и не вернулся из госпиталя.

— Идиот, ты хочешь дождаться, пока она истечёт кровью? — Шнайдер сунул мне какой-то платок. — Прижми к ране и держи, пока не приедете в госпиталь.

— Надо быстрее отвезти её, — Каспер помог мне поднять её.

Легко сказать: «Быстрее». Мне казалось, что мы плетёмся со скоростью черепахи. К тому же когда машина подпрыгивала на ухабах, кровь начинала сочиться из раны сильнее.

— Быстрее можешь?

Как же страшно понимать, что с каждой минутой мы теряем драгоценное время, пока её могут спасти. Рени лежала тихо, даже не стонала, но я видел, как ей больно, и если бы мог, без раздумий поменялся бы с ней местами. Страх липким потом стекал по коже, когда я видел это отрешённое выражение в её глазах. Слишком хорошо мне знакома агония раненых, когда жизнь постепенно оставляет измученное тело.

— Рени, не оставляй меня, — я сжал её пальцы, холодные как лёд.

Можно защищать её от всего — от коварного Штейнбреннера, русских солдат, да хоть от всего мира, — но как отвоевать её у смерти? Рени открыла глаза, и отчаяние охватило меня с новой силой. Таким взглядом люди обычно прощаются с кем-то. Навсегда…

— Люблю… — хрипло прошептала она, чуть сжав мою ладонь.

— Блядские ямы, — выругался Каспер, когда нас подбросило на очередном повороте. — Держитесь, мы почти приехали.

— Рени! — испуганно вскрикнул я, увидев, что она снова безжизненно обмякла в моих руках. — Открой глаза, пожалуйста!

Нет! Так не должно быть! Мы же почти успели добраться до госпиталя.

— Да что ты воешь? — рявкнул Каспер. — Проверь её пульс!

Я сжал её запястье, но ничего не почувствовал. В панике приложил пальцы к шее, уловив слабое, едва различимое биение.

— Есть.

Каспер притормозил у ворот, сунув солдату военник. Тот недовольно проворчал:

— А остальные? Сколько вас?

— Можно быстрее? У нас тяжелораненая, — он заглянул в машину, увидел Эрин и кивнул, поднимая шлагбаум.

— Проезжайте.

Чарли испуганно вскрикнула, когда увидела нас на крыльце.

— Берите носилки и несите её в операционную, — остановила она ближайшего санитара. — И найдите как можно скорее доктора Йена. А ты куда?

— Я подожду в коридоре, пока пройдёт операция.

— Нельзя, Фридхельм, — твёрдо сказала Чарли. — Ты же знаешь правила госпиталя. Никаких посторонних, тем более в операционной.

— Да плевать! Неужели ты думаешь, я её оставлю?

— Успокойся, я сама буду ассистировать доктору.

— Она… будет жить?

— Мы сделаем всё, что в наших силах, — Чарли быстро обняла меня. — Возвращайся.

Ну уж нет, я никуда отсюда не уеду, пока не узнаю, как прошла операция.

— Надо ехать, — подошёл ко мне Каспер.

— Уезжай, я пока останусь здесь.

— Винтер, не дури, сам же знаешь, чем грозит такое самоуправство, — напомнил он. — И потом, парни же остались в лесу.

— Вот и заберёшь их, а обер-лейтенанту скажешь, что я вернусь немного позже.

— Да как ты вернёшься? Пешком?

Если надо — пешком. Или попрошу какую-нибудь машину подбросить меня.

— Ладно, как знаешь, — Каспер обнял меня. — Держись, я уверен, они её вытащат.

Я тупо кивнул, стараясь не думать о том, что Рени сейчас умирает на операционном столе. Невозможно представить, что я больше не увижу её улыбку, ведь ещё утром я целовал её, уверенный, что вернусь.

Время тянулось медленными, тревожными минутами, я не знал сколько уже прошло. Час? Больше? Перед глазами проносились картины нашей непрожитой жизни. Я мечтал увидеть её в платье невесты, что когда-нибудь мы будем выбирать мебель в свою квартиру. Мечтал увидеть её с нашим ребёнком. Она была бы отличной матерью, я ведь видел, как она возится с Лизой. Всё это может исчезнуть в один миг. Образы в моей голове были болезненно-яркими. Я сжал виски, беспомощно застонав.

— Что случилось, приятель? — я непонимающе поднял глаза — какой-то солдат участливо смотрел на меня. — Товарищ погиб?

Я медленно покачал головой.

— Наверное, твой первый бой, ничего, привыкнешь, — он протянул мне пачку сигарет.

Я взял одну, потянувшись к огоньку его зажигалки. Мои пальцы были покрыты запёкшейся кровью. Кровью Рени. Тяжёлый металлический запах, казалось, пропитал каждую пору кожи.

— Давай, успокаивайся и пойди, умойся, вот увидишь, сразу почувствуешь себя лучше.

Успокоиться я вряд ли смогу, но он прав —