Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

Позже, много позже.

Они идут по улице и разговаривают.

Им так много нужно обсудить.

Так много объяснить.

Слишком много невозможного, слишком много загадок, которые нужно разгадать.

Они останавливаются у ресторана и садятся за столик на улице.

От влажности у Евы на бровях и шее скапливается пот.

Тетя Дороти заказывает ей чашао с рисом и холодный чай с лимоном.

Почему ты не слишком удивилась, спрашивает Ева.

Твой отец всегда считал себя самым умным, говорит тетя Дороти. Но я всегда умела разгадывать его секреты. Такая уж у младших сестер работа. Я знала, что что-то может произойти. У меня было предчувствие. Только я думала, что вернется он сам.

Ева опускает взгляд на тарелку. Может, и вернется.

Как он там ― уж не знаю, где и когда, спрашивает тетя Дороти. Мы редко получаем от него весточки. Тебе сейчас сколько? Года два-три? Но я тебя видела только новорожденной, на одной-единственной фотографии. Мама все хочет, чтобы он звонил чаще. Мы ничего не знаем о его жизни. О тебе, о твоем брате, о вашей матери…

Он… Слова застревают у Евы в горле. Тетя Дороти, мне столько нужно тебе рассказать.

Позже, много позже.

После слез, неверия и шока,

когда в глазах тети, в каждой черточке ее молодого лица еще читается горе,

Ева спрашивает: как ты меня нашла?

Женщина грустно улыбается. Думаю, это ты меня нашла.

Но почему только сейчас? Я путешествую много лет.

Я не знаю, как это происходит, дорогая. Но, может…

Тетя Дороти протягивает руку и убирает прядь волос Еве за ухо. Может, сейчас я тебе нужна. Может, мы нужны друг другу.

Они берутся за руки, и Ева думает: так вот каково это, когда есть с кем поплакать.

Теплый белый. Светло-коричневый. Золотой, сверкающий, как рождественские огни.

Темно-серый. Ярко-оранжевый. Серебряный, как серьги матери.

Джошуа и Лили

1988

Когда дело касается любви, случай решает все. Лили всегда в это верила. Встреча с подходящим человеком ничего не значит, если обстоятельства не сложились нужным образом, если вы на разных стадиях жизни. На некоторое время ваши жизни могут переплестись ― иногда даже довольно надолго, ― но в конце концов провода всегда перерезаются. Это неизбежно. Счастливое стечение обстоятельств, говорила Лили, дарит любви крылья.

Не будь удача на ее стороне, она бы не решила пойти на ту вечеринку в Ислингтоне в последний день 1987 года. Она бы не стояла на улице, не курила у розовых кустов Полин и не встретила бы Джошуа. Не будь удача к ней благосклонна, примерно месяц спустя Полин не предложила бы ей поесть китайской еды вечером после занятий, и они не оказались бы в ресторане, где работал Джошуа, причем именно в его смену. Лили не надела бы желтое платье и серьги из бирюзы, не села бы за столик с друзьями, едва не ахнув, когда он быстрым шагом подошел с блокнотом и карандашом в руке, чтобы принять их заказ. Скользнув взглядом по ее лицу, он сказал… он сказал…

Лишь крошечное изменение ― они с друзьями могли пойти в другое место, ему могли назначить другую смену, мать могла родить ее на неделю позже, она могла в какой-то момент свернуть не в ту сторону, ― и их любовь никогда бы не появилась на свет.

Но Джошуа бы с этим не согласился.

Любовь, говорил Джошуа, не зависит от случая. Верно как раз обратное. К чему бояться времени, если главное ― это то, как им распорядишься? Если бы он не согласился пойти с Кевином на ту вечеринку в Ислингтоне, если бы Лили с друзьями не пришла в тот ресторан примерно месяц спустя, любовь нашла бы иной способ прогнуть время под себя. Произошли бы другие события. Возможно, в другой день, под другим небом. В конце концов они бы встретились, их жизни бы пересеклись и сплелись в одну; судьба сделала это неизбежным. Может, она даже была бы в том же желтом платье, с бирюзой в ушах, и ее лицо так же загорелось бы удивлением, когда их взгляды встретились, и она бы сказала… она бы сказала…

О. Это ты.

Он изогнул бровь, на секунду задержал взгляд на ее лице, и на этом все. Вы готовы сделать заказ, обратился он к друзьям Лили.

Лили вспомнила, чем закончился их последний разговор, и ей захотелось провалиться сквозь землю. Полин прищурилась. Вы знакомы, спросила она, переводя взгляд с Лили на Джошуа.

Лили пожала плечами. Мы познакомились на новогодней вечеринке.

О, сказал парень Полин, Гарри. Я подумал, вы родственники.

Джошуа нахмурился. Лили почувствовала, как он напрягся. С чего вы это взяли, спросил Джошуа. В его взгляде читалось высокомерие.

Гарри встревожился. Я ничего такого не имел в виду, сказал он.

Джошуа тонко улыбнулся. Очевидно, вы имели в виду…

Да черт возьми, сказал Сэм, один из друзей Гарри по университету, который навязался с ними. Он погладил Лили по колену под столом. Давайте уже сделаем заказ, и дело с концом?

Джошуа принял у них заказ ― напряженно, но безукоризненно.

На Лили он больше не смотрел, по крайней мере насколько она могла понять: сама она решила на него не смотреть. Но она чувствовала, как под желтым электрическим светом у нее горят щеки.

Когда Джошуа ушел, Сэм повернулся к Гарри и покачал головой. Ужасное обслуживание, сказал он. Не надо было идти в Чайна-таун.

Это место предложила Лили, сказала Полин почти извиняющимся тоном.

Правда? Сэм повернулся к Лили. Уверен, что здесь есть свои плюсы. Я понимаю, почему тебе здесь нравится. Но лично я предпочитаю… ужинать в более спокойной обстановке. Он жестом обвел комнату: посетители-азиаты едят и разговаривают, слышится стук палочек о фарфор, официанты что-то выкрикивают на кантонском, ― и она почувствовала, как внутри поднимается нечто похожее на унижение. Но тебе, конечно, виднее, сказал Сэм. Небрежно. Снисходительно.

Гарри сжал руку Полин. Ты прав, сказал он. Здесь немного суматошно.

Полин согласно кивнула. Ну, надеюсь, что еду не придется ждать сто лет.

Лили сделала глоток чая.

Чуть позже вернулся Джошуа с их заказом. Он принес четыре тарелки: две в руках, и еще две он ловко удерживал на предплечьях. Он перечислил блюда скучающим, механическим тоном: утка по-пекински, цыпленок в кисло-сладком соусе, жареный рис с яйцом, говядина стир-фрай в черном перечном соусе.

Еще чаю, сказал Гарри, поднимая полупустую чашку.

Я принесу еще чаю, сказал Джошуа.

Утку можно было вынести и раньше, сказал