Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Филипп сообразил, что рассказывать о свадьбе не стоит: если молодая ведьма когда-то здесь жила, то, наверное, была ее ученицей... Пусть Щезник сам с этим разбирается, решил Олефир.

— Его перевели в шалаш назначенцев.

Щезник сообщил новость, когда ватага собралась на прощальную кружку. Эней выглядел ошеломленным, Малыш и Варган радостно поздравили с этим событием. Савка не явился — по словам Северина, уже бросился из Буды своим непостижимым маршрутом.

- Назначенцы, - повторила Соломия и постучала пальцами по столу. — Это не тот самый шалаш, где служил его отец?

- Тот же.

– Как иронично, – Соломия налила себе вишневки и предложила Филиппу, но тот отказался. — Стоит теперь ждать с первенцем от какой-то характерницы!

Олефир покраснел и промолчал.

– Ну, а ты? – Соломия внимательно изучила его лицо. – Что у тебя за печаль?

Ночь серебряной скобы. Сломанная клеть. Четверо солдат. Слезы Майи. Багровые волны. Священник и его телохранитель. Назойливый голос. Пещелик с серебряным шаром.

– У меня все хорошо, – вежливо улыбнулся Филипп.

Спалось удивительно спокойно. После Буды Зверь почему-то оставил его в покое: не вмешивался в мысли, не мешал разговорам, не расшатывал душевный покой. Испугался пистолика? Или потому помог Павлин? Ведь именно после его прикосновения голос затих... Щезник говорил, что у Савки есть странные силы, природа которых даже ему, бывшему двухвостому, непонятна.

Бог знает почему умолк Зверь, но пусть он молчит и дальше.

Утром Филипп прежде всего проверил дуба. Казначеи раскопали, что абонентский ящик в Коростене принадлежал конторе «Chysta mriya»: едва четыре месяца существования, уставный капитал в десять золотых и создание печатных изданий за объявленную цель предприятия. Управляющим числился некий Хведир Цапко, несколько раз судимый и трижды осужденный за мелкие аферы и мошенничество. Классическая ширма игроков, желающих оставаться неизвестными.

Сам Хведир придерживался альтернативной точки зрения по отношению к своим талантам: он считал себя несправедливо осужденным гением, чьи достижения присвоила жадная власть.

— Как можно называть мое страхование обманной схемой и самим вместо этого внедрять такую же? — жаловался пан Цапко, наливая себе коньяку.

Он любил сетовать на прошлое, хотя даже из слушателей в кабинете была только бутылка. За стенами непрерывно трещали станки. Сначала эти звуки и мощный запах типографской краски раздражали, но Хведир приспособился и взял за привычку каждый час серьезно прохаживаться по цеху, на работе которого он ни черта не разбирался.

В мире существовала справедливость! Наконец Федор занял достойную должность, полностью соответствовавшую его талантам, мог насладиться безбедной жизнью, заслуженной жалостью и сладким бездельем, где-то глубоко в душе подозревая, что вскоре это все кончится, потому что слишком уж хорошо получается, а в жизни так не бывает и в общем оно напоминает, но он напоминает, что он не напоминает, но он напоминает, что он не напоминает, что он не напоминает, что в его оно напоминает. организатора...

Дверь в кабинет с хряском распахнулась. Цапко даже не посмотрел, кто продрался сквозь охрану, а доверился укоренившимся рефлексам, бросившим его в открытое окно. Окна не добрался: в воздухе свистнуло, ногу ужалило и дернуло, и Федор повалился вниз.

Не успел допить коньяк, подумал он отчаянно. Французский, настоящий, контрабандный!

- На помощь можете не звать, все равно не услышат. Хорошая у вас типография, - сообщил незнакомец, сматывая плетку, которой умело предупредил побег. — Многие станки, много людей. Все при деле.

– А ты еще кто? — начал Хведир, разглядел черес с тремя клямрами и сомкнулся.

Это было хуже сердюков.

— Интересный жизненный поворот, пан Цапка, — характерник говорил так спокойно, что спиной бежали сироты. – Объясните мне, как все сложилось. Вышли из тюрьмы... И вдруг основываете издательство. Арендуете большое помещение, покупаете станки, нанимаете людей. Работаете беспрестанно, печатаете сначала листовки, затем целую книгу. Тиражи измеряются десятками тысяч. И что самое интересное, распространяете это добро по всем полкам Гетманата совершенно бесплатно. Откуда такая щедрость?

— Старые запасы откопал, — сказал Хведир.

- Конечно, - характерник повел рукой и плед пополз по полу, как змея. — Не нашли лучшего применения старым запасам, чем альтруистическое создание грязи против Серого Ордена.

— Мои деньги, что хочу, то и...

Канчук свистнул у уха и Федор чуть не обмочился. Остатки отваги исчезли.

— Оставьте враки, пан Цапка, у меня нет времени. Кто платит?

— Если я расскажу...

— Никто не защитит, пан Цапка. Вы уже сыграли свою роль, — голубые глаза смотрели холодно и пронзительно. – Ваши заказчики знали, что я найду это место, но не предупредили. Вас давно списали со счетов.

– Если я расскажу, меня убьют, – Федору захотелось плакать.

Слишком быстро кончилась сладкая жизнь, к которой он успел привыкнуть.

— У вас небольшой выбор, пан Цапка. Можете умолчать и умереть здесь, можете рассказать и попытаться выжить.

- Тряска! — Федор не колебался. — Деньги приносили наличными, никаких имен, никаких банковских записок. Все имеющиеся документы на столе. Это все, что я знаю! Меня просто усадили в кресло и давали бумажки на подписи!

– Спасибо, – характерник подбросил ключи на ладони. — Видите, пан Цапка, это было просто.

- Непросто, - возразил Федор. — Ударьте меня несколько раз и отрежьте мизинцы. Если меня поймают, не поверят, что я не продался!

- Доказательства пыток? Ладно, - сероманец пожал плечами и достал из-за череса нож. — Потом расскажете, кто посадил вас за стол и давал бумажки на подпись. Требуется подробное описание. Мне очень хочется познакомиться с вашими заказчиками.

Характерник без предупреждения копнул его в зубы, а затем в живот. Федор набрал воздух застонать, когда правую ладонь вдавили в пол.

– Нет! Я передумал, отрезать не надо... — заорал было Федор, но конец фразы утонул в визге, который никто не услышал за гулом печатных станков.

Кровь нырнула в лицо сероманца. Он вдруг уронил нож и с хрипом повалился на колени. Руки охватили голову, на шее напряглись мышцы, и характерник заревел так, что глаза полезли из зрачков. Федор не знал, чего ужасаться — зрелища кровавого отрубка вместо пальца; отсеченного мизинца, напоминавшего белого червяка на полу; или юродивого сероманца, сражавшегося прямо перед ним в ужасающем припадке.

- Оставь! Оставь! Сгинь! — кричал характерник, покачиваясь по полу. – Что мне сделать, чтобы ты исчез навсегда?

Он хлопал себя по щекам, бился лбом о доски, кусал губы, а потом выхватил небольшого пистолета и приставил себе к виску.