Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Вступить в переписку со своим могущественным родственником Ферранте посоветовали сами гости из далёкой страны. Однако, отправляя своё первое послание надежды на ответ герцог не питал. В конце концов, кто он, и кто его дядя? Однако ответ, как ни странно, последовал. И в нём восточный владыка благосклонно принял обращение своего италийского родственника (у которого не было никаких прав на московский великий стол) и очень хвалил того за сохранение в своих владениях византийского обряда, несмотря на то, что сам и исповедовал католичество. Всё же кровь не водица, а в роду Кастриоти не только Палеологи были крещены в православие, но и сам великий Скандербег изначально был православным человеком, и лишь волею судьбы приняв религию осман, обратно перешёл уже под патронаж папы римского. Так что хранить веру предков — деяние достойное истинного владетеля, вот только в наши скорбные времена на подобное способен был далеко не каждый.

Читая подобный пассаж, герцог не знал, что и думать. Нет, он не был атеистом, но на дворе царила эпоха Возрождения, что позволяло ему куда более широко смотреть на религиозные вопросы. А потому он и пальцем о палец не ударил ради веры, просто с древних времён в Апулии среди жителей преобладали греки, которые говорили на своём языке, крестились по своему обряду и сами же хранили свои традиции, сопротивляясь, как могли, давлению Ватикана. А вот в далёкой Москве, похоже, к этому относились куда более серьёзно. Причём вскоре он в этом убедился воочую, когда со следующим письмом в Галатину прибыли не только московские купцы…

Двое молодых людей в кафтанах-однорядках яркого малинового цвета первым делом нанесли визит вежливости во дворец герцога, а после, с его разрешения, отбыли в Солето, где когда-то была резиденция православного епископа, а сейчас располагался архипресвитер Солети, благочинный византийских приходов при латинском епископе. Своим обхождением московские гости произвели на герцога весьма приятное впечатление, так как даже в Италии, этом центре Возрождения, далеко не каждый священнослужитель был столь прекрасно и разносторонне образован.

В Солето православные священники встретили не менее восторженный приём. Антонио Джильи, будучи православным от рождения, не слишком был рад ползучей латинизации Салента, и при этом прекрасно понимал, что повлиять на ситуацию без внешней поддержки никак не может. Как и то, что надежд на помощь от находящихся под властью султана патриархов ожидать тоже не стоило. И потому появление представителей православной митрополии, не зависящей в своих деяниях ни от унии, ни от решения султана, он рассматривал, как дарованную всевышним возможность исправить сложившуюся ситуацию. И даже то, что Москва вот уже почти сто лет, как порвала свои отношения с восточными патриархами, его волновало куда меньше, чем возможный отказ рутенов в поддержке его приходов.

Разумеется, приехавшие священники ничего ему обещать не могли, ведь подобные дела с кондачка не делаются, но зато с удовольствием провели богослужение в церкви святого Стефана, которая являлась религиозным центром греческого Солето и при которой до сих пор работала мастерская по переписке греческих книг. Кстати, рутены с большим интересом осмотрели её и даже прикупили кое-что, причём не только духовного содержания.

А потом… Потом гости сделали ему предложение, от которого он хотел, но так и не смог отказаться. Даже после долгих раздумий. Хотя авантюрность была абсолютно не в его духе, но в данной ситуации он согласился рискнуть. Единственно, что ему не нравилось, так это то, что не всё в затеваемом деле зависело от него. Для полной гарантии необходимо было озаботиться согласием императора, что, учитывая непростые отношения между ним и Габсбургами, было самым тонким местом в плане. Но овчинка стоила выделки, к тому же герцога чрезмерно поразило письмо одного из московских вельмож, которое доставили в Галатину ещё до того, как французские войска задумали поход на Неаполь. В нём неведомый ему knyaz Barbashin сожалел о том, что война в скором времени придёт на земли королевства и более чем прозрачными намёками предупреждал, что Карл знает о настроениях в среде неаполитанской аристократии и за счёт изменивших клятве собирается изрядно пополнить свои владения. А победы франкам не видать, хоть императору и будет тяжело.

Разумеется, герцог и не подумал верить написанному, однако червячок сомнений всё же послеился в его душе. И, когда французы всё же вторглись в пределы королевства, он крепко задумался. Откуда в далёкой Москве могли знать о планах руа де Франс и императора. Ладно, knyaz Barbashin, будучи послом, встречался с Карлом и, как говорят, сумел покорить не только юного императора, но и его двор. А с герцогом Альбой до сих пор состоит в переписке и это хоть как-то объясняет знание императорских планов, хотя вряд ли герцог делился в письмах делами своего сюзерена. Но кто рассказал о планах Франциска?

Подобная осведомлённость наводила на неприятные мысли, так что, будучи по природе весьма недоверчивым и очень осторожным, Ферранте предпочёл не кидаться в объятия де Лотрека, как это сделали многие из его соседей, а сохранить на первых порах нейтралитет. Однако вскоре в Галатину прибыл очередной посланник рутенов и вопрос для герцога с выбором стороны встал ребром. На все вопросы о сложившемся состоянии дел посланник отвечал, что к концу лета император возьмёт своё, но тогда для герцога будет уже поздно выражать свою преданность.

Нет, Ферранте отнюдь не проникся верой к словам посланника, но что-то всё же удерживало его от окончательного предательства. Хотя перешедшие на сторону французов аристократы уже прямо возмущались затянувшейся нерешительности герцога.

Выбрать правильную сторону ему помог архипресвитер Джильи. Едва узнав о сложном выборе герцога, он сразу примчался в Галатину, чтобы уговорить его не губить веру его подданных. Ведь император не простит измены. А разве новый владелец этих земель будет столь же внимающим православию, как он?

Конечно, Ферранте прекрасно понимал, что Джильи больше заботится не о нём, а о себе и своих доходах, но его вера в рутенов и императора помогла герцогу преодолеть все сомнения. И вскоре, упаковав вещи, необходимые для дальнего пути, он зафрахтовал несколько небольших фуст и отправился в Испанию, в Толедо, где Карл провёл большую часть 1528 года.

Прибыв в город, и без того переполненный из-за присутствия императора аристократами, он с большим трудом нашёл свободные апартаменты, поселившись в которые и принялся ждать ответа на свой запрос