журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №0 1994 г. - Татьяна Янушевич

Куда деваться, караул не меняется, пришлось докладывать дежурному офицеру, тот по начальству. Началось.

Стол к окну сдвинут, оба караула построены друг против друга, буква П получилась, меня на середину. Часовые из нашего караула, бедолаги, четвертый час кукуют.

— Где патрон?

— Не знаю.

Хлоп, втроем — командир, замполит, комбат — за подсумок схватились, перетряхнули, прощупали — пусто.

— Досылал патрон в патронник?

— Нет.

— Стрелял?

— Нет.

— Где патрон?

— Не знаю.

Всем пересчитать патроны пришлось по новой. Личные вещи из карманов на стол. Разуться. Отдельно сложить подсумки. Караул не сменится, пока не найдется патрон. Если кто пошутил, лучше сознаться на берегу, наказания не будет. Или подбросьте, ну, войска, ужин стынет.

Перевернули караулку насквозь. А где в ней искать — стол, стулья, топчаны, оружейный ящик, начкарская, комната для отдыхающей смены, прихожая, комната для сушки обуви — все. Опорожнили даже пожарную бочку, вычерпали затхлую воду, посветили на грязь фонариком, счистили грязь, всю пропустив сквозь пальцы, наполнили бочку, офицеры еще раз все обшарили самолично, где внаклонку, где на карачках, а где и в лежку каждую щелочку высвечивали.

Спор — может ли случайно выскочить из рожка, до крика спор, мат-перемат, в странное возбуждение впадают командир, замполит, комбат, начштаба, дежурный офицер. У меня, как у куклы, снова выхватывают из подсумка рожки, колотят их друг о друга, о сапог, о пол.

— Это не карабин, тут глухо, — страстно утверждает комбат.

— Всяко бывает, всяко, — насупленно роняет командир.

— Да как же всяко, когда глухо! — кипятится комбат.

— Всяко бывает, — приказным тоном итожит замполит.

— Глухо тут, глухо, — остается при своем ершистый комбат.

Меня так и подмывает показать, как оно на самом может быть деле, тихохонько, снизу-сбоку — треньк — патрон вылетает, хотя опять же — через раз. Но соваться мне не с руки, получится, будто версия есть, придется развивать ее, разматывать, подтверждать, излагать устно и письменно... А у меня версии нет — не знаю — вся моя версия*

— Кто досылал патрон в патронник? Осмотреть все патроны.

Снова мужики крошат патроны в пилотки, гуськом к замполиту подходят, тот осматривает каждый из шестидесяти, нет ли насечки. Связи у этой процедуры с утерянным патроном ровно никакой, но заделье еще на час.

Я все так же дуриком торчу в середине караулки, карманы обшарены, сапоги вытрясены. Со мной перешли на „вы“: вы отдаете отчет... вы понимаете, какие могут быть последствия... вы должны вспомнить... По ходу дела про „вы“ вдруг забывается, чуть ли не за грудки трясут, причем перепад состояний у господ офицеров не совпадает, один трясет’, другой выкает и наоборот.

— Угорал на посту?

— Никак нет.

— Нет, так нет... Иди один, без свидетелей, вот фонарик, обшарь места, где угорал, где оправлялся. Хорошенько обшарь.

Начальник караула позвонил на пост, предупредил. Сходил, а чего не сходить, бревнышко, здесь посидел, нарушая устав, покурил, опять нарушая, уборная, тоже посидел и тоже нарушая, тропинка, темно уже, рассказал часовому, из-за чего сыр-бор, вернулся.

Караул уже сменили, не умываясь, не отдыхая, все батареей — искать, на случай, если кто из бодрствующей смены в казарме спрятал, после ужина снова искать.

Ни прогулки, ни отбоя, товарищи солдаты, весь дивизион будет искать, пока не найдете, сутки, двое, трое, мать вашу! Все было, стрелялись бойцы, вешались, с ума сходили, в побег уходили... Но такое — впервые! Где прикажете гильзу брать для отчета, где, я вас спрашиваю! Кино, баня, отпуска, личное время — все отменяется!.. Или пошутил кто, боится сознаться, честное партийное слово, волосок с головы не упадет, ни полсловечком не попрекнет никто. Или дембеля на сувенир затырили, а, дембеля, давайте по-хорошему, добром прошу, по-человечески!

Весь состав караула по-одному пропустили сквозь канцелярию, меня первого вызвали.

— Кто мог сделать? Кого подозреваете?

— Никого.

— Так не бывает. С кем отношения не ладятся, симпатии-антипатии, конкретно, независимо от патрона? Слушаем вас...

— Ладно. Не хотите говорить — пишите. Вот бумага, вот ручка, тайна гарантирована.

— Нечего писать.

— Ах ты, сторож хренов!.. — И так далее. — Придется писать, придется! Завтра особняк прибудет, он из тебя душонку твою паршивую вытряхнет! Они там шутить не любят. Пиши, сука.

Пишу. Будучи снаряжен в караул с такого-то по такое-то, потерял боевой патрон к автомату такому-то. Патрон в патронник не досылал, выстрела не производил, где и как потерял патрон — не знаю.

—Так-так, не знаю... Не знаешь, значит? А человека на тот свет этим патроном спровадят, кто знать будет! Кому эта филькина грамота нужна. За идиотов тут нас считаешь? Ну смотри, смотри, сучонок, на свой хребет скребешь.

— Пиши еще одну бумагу. Пиши, в составе караула находились следующие бойцы... Написал? Так. Теперь, кто из них хотя бы в принципе, предположительно, способен на шутку, пометь крестиком, а кто со злым умыслом мог это сделать, пометь ноликом. Играл на гражданке в крестики-нолики?..

— Никак нет, не играл.

— Так. Ладно. Отставить. Поговорим по-человечески. Ты понимаешь хоть, чем дело пахнет?.. Не глупый вроде бы парень... Дело пахнет керосином... На бочке с порохом сидим и покуриваем... Ты понимаешь?

— Так точно.

— Брось, брось...

— Понимаю.

— Вот и хорошо, что понимаешь... А зачем нам в дивизионе трупы нужны. Народишко ж темный служит, сплошь чурбаны, пальнет из кустов, тю-тю, Вася!.. А жена, а дети, а мать с отцом? Понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и хорошо, что понимаешь. Я ж вижу, парень ты грамотный, не чета войскам... А помочь не хочешь. Вот тут уж я тебя не понимаю. Последствий не бойся, нарушителя изолируем, найдем способ, да и тебя можем в другую часть перевести, где полегче. Да в тот же Новосибирск, все в наших силах, домой, к жене, к дочке в увольнение ходить будешь. Ну. Кто?

— Не знаю.

— А деды если тебя приголубят ночью, под одеялом, тогда как? Что, думаешь сложно устроить?

— Кру-ом!

Вызывали всех, кому отпуск посулили, кому по морде мазанули, кто сам перегнулся, кто понаплел с три короба — без толку.

Отбились в два ночи. Утром та же канитель. Объявлено, подбросьте, мол, и дело с концом, старый поставили сапог возле курилки, в сапог подбросьте и