Немезида ночного ангела - Брент Уикс

делай этого. Не смей этого делать. У тебя есть выбор. Мне плевать, что ты думаешь. Выбор у тебя есть. – Она падает на пол ниц и начинает плакать. – Пожалуйста… пожалуйста…

Выкинув из головы все мысли об изящном отступлении, я сбегаю.

Служанка с маковым вином в руках бесцеремонно проталкивается мимо меня, чтобы помочь обезумевшей королеве.

Глава 16

Молчание обидчивых мальчишек

– Ночью мне приснился очень тревожный сон, – говорю я, обращаясь к ка'кари.

Он ничего не отвечает. Я вздыхаю, сообразив, что не касаюсь его. Дотронувшись кончиком пальца, я повторяю сказанное.

~– Я слышал. Рад за тебя.~

– Выходит, ты слышишь меня, когда я поблизости, но я не смогу услышать твой ответ, пока не возьму тебя в руки.

Я убираю палец, несколько секунд жду, затем снова дотрагиваюсь.

– Ага, и мои мысли ты тоже не можешь услышать, когда мы не соприкасаемся.

~– Дай угадаю: ты только что громко подумал что-то обидное, рассчитывая, что я тебе отвечу. Сгораю от любопытства, что же я пропустил.~

– Не нужно ехидничать, – отвечаю я. – Давай поговорим.

~– Это хоть раз заканчивалось чем-то хорошим?~

– Кто тебя создал? Что ты можешь? Почему иногда ты мне помогаешь, а иногда нет? Что мне сделать, чтобы ты помогал мне чаще? Почему ты выбрал меня?

Я несколько часов задаю эти и другие вопросы, придумываю самые разные формулировки. Без толку.

В ответ я слышу лишь тишину, пока наконец ка'кари не произносит:

~– Ну все, хватит.~

Иногда ка'кари похож на обидчивого мальчишку, склонного дуться и подолгу играть в молчанку.

«Ты записал?» – спрашиваю я.

~– «…Склонного дуться и подолгу играть в молчанку». И вновь вы разите меня вашим остроумием, милорд, изящным, как двуручный меч. Вы ведете разговор столь хитроумно, что я вот-вот сболтну чего-нибудь лишнего.~

Я вздыхаю. Впрочем, и так было ясно, что это не сработает.

«Прости».

~– Пытаешься теперь подкупить меня добротой?~

Каким бы ни было мое предназначение, ка'кари не желает помочь мне его найти. Я гадаю, было ли так задумано его создателем, или же на нем остался отпечаток характера Дарзо, который так долго его носил. Впрочем, я, по глупости или нет, отказался идти по пути Дарзо. Так, может, я бы не принял и наставления ка'кари, согласись он их давать?

Возможно, я и сам бы не стал помогать такому, как я. Возможно, меня нельзя научить словами, только горьким опытом. Возможно, ка'кари это знает. Или, возможно, я приписываю ему слишком много воли и разума, хотя он, в конце концов, всего лишь артефакт, образчик магии, пусть даже древний и впечатляющий. Его создатель явно подчинил свое творение определенным правилам. Похоже, я должен совершать какие-то действия – причем безо всякой подсказки, – и лишь тогда ка'кари будет мне отвечать. После того как между нами возникла связь, он много месяцев вообще не говорил со мной, а когда заговорил, то произнес только одно слово, пытаясь спасти мою жизнь.

В ка'кари можно увидеть что-то похожее на личность, но настоящей личности, насколько я понимаю, у него все же нет. Думаю, Создатель такой диковины мог наложить на него запрет, чтобы он несколько месяцев не разговаривал с новым хозяином. Создатель мог беспокоиться, что кто-нибудь недостойный завладеет ка'кари и сразу же получит доступ ко всем его способностям и знаниям.

Это лучше укладывается в мою голову и в мой опыт общения с ка'кари, чем предположение о том, что он все-таки обладает личностью. Даже Дарзо не смог бы сутками, день за днем, месяц за месяцем молча наблюдать за тем, как я спотыкаюсь и ошибаюсь, и не сказать в конце концов ни единого слова. Особенно после того, как он много лет – десять, кажется? – провел в одиночестве, утратив связь с Дарзо.

Личность, столько времени лишенная общения, изголодалась бы по нему. Значит, ка'кари – не личность. Он – просто магическое устройство, в котором мне нужно разобраться.

«Чего ты хочешь? По каким правилам ты существуешь?»

~– Я хочу, чтобы ты в самом деле стал ночным ангелом.~

«Хорошо! Уже что-то! Но что это значит?»

Молчание.

Мы уже столько раз с ним говорили, что я знаю – он никогда никакую тему не поднимет первым. Его молчание равносильно крику родителя: «Этот разговор закончен!»

– Так вот, мне приснился сон, – говорю я. – Он совсем сбил меня с толку. Как если бы я напялил на себя слишком маленькую куртку и не мог просунуть руки в рукава. Такой сон, что кажется явью, понимаешь? В нем я видел самого себя, видел, как забиваю в отвесную скалу клин, а клин этот соединен с цепью, а цепь ведет к кандалам, которые покрывают все мое предплечье. Ты, наверное, не знаешь, что значат такие сны, да?

Я вздыхаю. Потому что ка'кари не отвечает. Я и знал, что он не ответит.

– Никак не могу понять, ты лучший собеседник или худший. Ты ведь даже не человек. Но кроме тебя мне поговорить не с кем.

Приехали, чтоб меня. Нагнал тоски.

Даже думать об этом не хочу.

Не знаю. Я не вижу смысла что-либо надиктовывать дальше. Все равно мне не с кем поделиться этой историей. Хватит, я закончил.

Глава 17

Выпьем, старая подруга

Той ночью я упустил что-то важное, и вспоминать все подробности теперь гораздо труднее, чем если бы я мог вернуться в прошлое и шаг за шагом пересмотреть каждый миг произошедшего.

Очевидно, отравленное вино меня не убило. Если бы убило, вы бы мой рассказ не слушали. Вы же слушаете? Или читаете? Может, когда-нибудь менестрель положит эту историю на музыку? А писари будут тщательно копировать каждую строчку и рисовать на полях каракули?

Наверное, я слишком льщу себе даже тем, что подумал о таком. В этой истории мало геройского… даже совсем нет геройств. Моих.

После того как Логан и Дженин уехали в Скон, я устроился на крыше дворца. Этот устный дневник я начал вести, чтобы рассказать графу Дрейку о том, как я отомстил за его дочерей. Но он не захотел ничего слушать, а я, устав от мира, который потускнел после гибели Элены, больше не видел смысла тратить на дневник силы и потому перестал просить ка'кари что-либо записывать. Но останавливаться было нельзя. Если бы я говорил обо всем, что видел той ночью, то мог бы упомянуть что-то важное. Так что отныне я делаю это не для графа Дрейка. Я делаю это для самого себя.

Поскольку я уже облажался, мне теперь