Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Сравнимые по размерам со взрослыми гаринафинами, эти ходячие арукуро токуа были составлены из костей туров, муфлонов и погибших воинов. Обличьем своим они напоминали не столько смертоносных чудовищ, положивших конец Пятой эпохе человечества, сколько фантастических животных, преисполненных грации, легкости и игривости: небесных китов с плавниками-крыльями, ковыляющих мунтжаков с похожими на ходули ногами, мудрых черепах с глазами, смотрящими одновременно в шести направлениях… и многих созданий, вовсе не имевших земных аналогов. Вместо сердец в пустых грудных клетках зверей висели большие раскачивающиеся амулеты. Сделанные из соединенных шарнирами костей, которые щелкали и трещали при каждом шаге, амулеты эти представляли собой увеличенные версии говорящих костей, которые изобрели сыновья Тэры: «огонь» и «движение» обозначали «повествовательный танец»; «рот», расположенный сверху и снизу от «воздуха», – «перевспоминания»; «поднятая пустая рука», обнимающая «сердце», – «надежду». Движимые сильным ветром, наполнявшим перепончатые паруса на их спинах, эти не имеющие наездников арукуро токуа решительно выходили из солончаков и двигались во всех направлениях. Через каждые несколько сот шагов, когда костяные шестерни внутри совершали определенное количество вращений, звери останавливались и начинали петь.

Поющий механизм был переделан из «Божественного гласа» – могучего оружия, некогда сокрушившего орду льуку. Внутри каждого зверя игла из кончика крыла гаринафина бежала по бороздке в перематывающемся свитке; извлекаемый при этом тихий дрожащий голос передавался через синхронно колеблющиеся мембраны труб бури. Мощные скрученные сухожилия сжимали затем накачиваемый парусами воздушный мешок, выдавливая воздух через гаринафиньи кости, отчего начинали вибрировать голосовые связки: в результате зверь обретал тысячекратно усиленный голос, и над степью громоподобно звучал духовный портрет.

Свитки, оживляющие костяных зверей, изготовили Сами и Сатаари.

Проигрывая и записывая духовные портреты, они, сматывая и перематывая свитки оригинала, наделали множество копий. Разумеется, копии эти не были идеальными – точность воспроизведения искажалась, прибавлялись внешние звуки, теперь неразличимо накладывалось на уже, образуя цельное всегда. Увы, такова судьба всех историй, передаваемых из уст в уши, будь эти органы из плоти или из кости. Но главным было другое: несмотря на шипение, на все пропуски и помехи, правда, изрекаемая этими голосами, оставалась нетронутой и неизменной.

Запись включала многие голоса, которые срослись друг с другом и переплелись между собой; то был целый хор перевспоминаний льуку и агонов, речи предков и нынешнее дыхание мысли: древние герои Пятой эпохи, Афир, Таквал, Тэра, беглецы из Города Призраков…

Голоса эти говорили о прошлом, о красоте, существовавшей прежде, и о красоте, существующей до сих пор. О славе, озарявшей некогда оживленный город курганов на берегу моря Слез, о полях зеленого ячменя и каменного таро. Они рассказывали, как гибли реки и сжималось озеро, как на эти земли пришли голод и раздор, что привело ко всеобщему упадку.

Они повествовали о восхождении Тэры, о любви, побудившей Таквала отдать жене свое последнее дыхание. Тело пэкьу сгинуло, но дыхание его до сих пор продолжало жить.

«Приспосабливайтесь к новым условиям, – пели голоса. – Забудьте старых врагов. Идти вперед означает не бояться перемен. Испокон веку мы менялись, меняемся и всегда будем меняться, чтобы остаться теми, кто мы есть. Лучший способ почтить нашу природу – это перевспоминание будущего. Приходите к Курганам. Собирайтесь на ожившем берегу моря Слез. Шрамы засухи затянулись, и вода жизни течет снова. Здесь вы научитесь новому образу жизни, тому, который некогда вели Афир и Кикисаво. Тут вы присоединитесь к новому народу, – народу, взращивающему надежду на огромных стоящих под паром полях, вдыхающему жизнь в безмолвные кости, обратившему Город Призраков в Собрание Жизни. Для нас победа не означает, что другие должны проиграть».

По мере того как поющие костяные звери расхаживали по степи, проезжающие мимо пастухи, льуку и агоны, а также танто-льу-наро останавливались послушать. Длинношерстный скот мычал, гаринафины стонали, собаки выли. Сердца людей открывались, привлеченные духовным портретом народной души.

Воинственные вожди и таны, обеспокоенные поющими зверями, приказывали своим людям яростно нападать на них. Но на защиту вставали свободные гаринафины, которых отпустила Тэра. Те, кому посчастливилось выжить после их яростной атаки, уверяли, что поющие арукуро токуа находятся под защитой богов. Разрастались легенды, множились мифы.

Со временем некоторые из костяных зверей запутались в травяном море и сломались, а других разрушили дожди и бури. Были и такие, что стали жертвой огневого скота или дыхания гаринафинов, направляемых рукой честолюбивых танов и гордых вождей.

Но если история о Собрании Жизни единожды рассказана, ее уже нельзя забрать назад. Тираны могут сжигать книги и закапывать в ямы ученых, убивать танцоров, исполняющих повествовательные танцы, и уничтожать духовные портреты. Однако песня, передаваемая из уст в уши, из сердца в разум, никогда не перестанет звучать.

Глава 57

Правление Длящейся Весны

В море между Руи и Большим островом, четвертый месяц четвертого года правления Длящейся Весны

Виноцветное море было покрыто кораблями.

Некогда воды к северу от Большого острова были любимыми охотничьими угодьями пиратов. Но теперь путешествовать по морю стало безопасно: торговые пути патрулировали боевые группы из городов-кораблей; размещенные на них отряды гаринафинов были готовы в любой момент подняться в воздух и прогнать любых злоумышленников. Одного лишь взгляда на штандарт генерала Гозотан Рито – стилизованного изображения легендарной секиры Гаслира-сата, Укуса Мира, – было достаточно, чтобы каждый из уцелевших главарей пиратов скрылся за горизонтом.

Четыре года назад, сразу после капитуляции льуку, большинство кораблей шли в Укьу-Тааса, глубоко оседая в воде от тяжелых грузов, а возвращались порожними. На разоренные острова Руи и Дасу везли припасы: рис, сорго и кувшины с маринованными овощами – чтобы накормить голодающих; отрезы материи и кипы одеял – чтобы одеть и согреть замерзающих. Кроме того, туда отправляли семена и сельскохозяйственные орудия для опустевших полей, инструменты и строительные материалы для восстановления Крифи, а также великое множество опытных рабочих и ремесленников, чтобы пустить все это в ход. Программа Имперского казначейства по возрождению Укьу-Тааса напоминала богатый пир, на котором каждый мечтал занять место за столом, и купцы всех гильдий буквально из кожи вон лезли, дабы получить выгодные правительственные контракты.

Однако постепенно поток товаров стал двусторонним. Из Дара в Укьу-Тааса по-прежнему везли белый шелк, изделия из красного дерева, металлические инструменты, бамбуковую мебель, фарфор и прочее, но теперь и обратно суда уже не отправлялись пустыми: жителям Укьу-Тааса было что выставить на продажу. Так, например, первосортное мясо длинношерстного скота стало для многих дара излюбленным деликатесом, после того как госпожа Гина Кофи, основательница клуба кулинарных критиков Гинпена, расхвалила в своем блестящем эссе подаваемую в «Великолепной вазе»